5

Ночь была необыкновенно тихой. Колин лежал на спине в расстегнутом спальном мешке и пытался понять, что повергло его в такое странное беспокойство. Это состояние духа было ему абсолютно не свойственно. В другое время он бы только наслаждался такой ночью, как эта. Но сейчас что-то мешало, не давало полностью успокоиться и расслабиться.

Он хотел заснуть, но ему все время казалось, что за ним следят. Кто?

Явно не Фиона Риордан, с такой настойчивостью избегавшая конкретных разговоров. Или она более сумасшедшая, чем кажется… И все же ощущение чужого взгляда не покидало. Может, это местные жители бродят? Сколько Колин ни вглядывался в темноту, он никого не увидел и решил не обращать внимания на свои опасения.

Постепенно становилось все прохладнее. С запада надвигались черные тучи, закрывая луну. Господи, как же он устал! Что за бесконечный день. Надо отдохнуть, погрузиться в теплый спокойный сон, желательно без сновидений, и проспать до самого утра.

Стоило закрыть глаза, как в нос ударил сладкий запах свежескошенной травы и аромат роз, доносившийся из сада Фионы.

Свет в ее спальне погас больше часа назад. Фиона предлагала Колину переночевать в доме — в гостиной на диване или на веранде, но он отказался: чувствовал, что в его присутствии ее одолевает неуверенность, и решил, что ради ее спокойствия будет спать в саду. Тем более что стоял июль, и замерзнуть было невозможно при всем желании.

Около почтового ящика Колин обнаружил заросли дикой мяты и натер ей шею и руки, чтобы отпугнуть надоедливых насекомых. Роса еще не выпала, поэтому шершавые листочки мяты были теплыми и сухими. Вдалеке ухал филин, на лужайке тихо стрекотали цикады, и плясали огоньки светлячков. Тишина, покой, умиротворение — то, чего днем с огнем не сыщешь в больших городах. Но большие города для того и существуют, считал Колин Макбрайт, чтобы люди, страшащиеся одиночества, могли быть как можно ближе друг к другу.

Он почти никогда не боялся одиночества.

В такие ночи, как эта, мир, казалось, принадлежал ему одному. Над головой распахивалось роскошное небо — здесь, где не мешали многочисленные городские огни, оно поражало своим вечным великолепием, величественным блеском звезд. На это небо можно было смотреть, не отрываясь, очень долго — как и на текущую воду, и на пляшущее пламя. Оно неподвижно висело над крышами домов маленького городка, словно щедро наброшенное покрывало. Казалось, звезды так близко, они были мохнатыми, словно сказочные пчелы. Колин усмехнулся: нет, пчелы сегодня не в почете. Хорошо, пусть будут как шмели, — эти ни в чем не провинились перед Фионой Риордан. Небо приносило спокойствие. Вот крохотная движущаяся точка среди пылающих в неизмеримой дали небесных светил: спутник, летящий по орбите вокруг Земли.

В такие ночи понимаешь, как огромна и прекрасна Земля, и начинаешь любить ее еще больше.

Но сегодня что-то еще, кроме ощущения чужого взгляда, удручало Колина, мешало ему наслаждаться тишиной и покоем. Отчего-то он чувствовал себя очень одиноким. Странно — это чувство не посещало его уже очень давно. И то, что оно выбрало именно этот вечер для очередного посещения, настораживало.

После того как Фиона ушла спать, он обошел ее участок. Что ж, здесь было неплохо, однако он повидал множество других домов и участков и еще ни разу не испытал желания остаться где-нибудь и пустить корни.

Колин давно понял, что болезненно реагирует на все, что может ограничить его свободу. Его отец, Питер Макбрайт, создал свою фирму и заработал миллионы. Он рано умер, оставив после себя сына, которого едва знал, и жену, которая почти все время их брака спала в постели одна. Еще будучи маленьким мальчиком, Колин понял, что не хочет идти по стопам отца. Он решил избрать собственный путь. И пусть кто-то осуждал его независимость и непостоянство, но ему такая жизнь нравилась. А еще он старался никому ничего не обещать и не вешать на себя лишних обязательств. То, что он женился, было ошибкой. Ведь он подозревал, что быт его заест, в глубине души всегда подозревал, даже когда вел румяную от счастья невесту к алтарю. Но он не послушался голоса разума. Зато с тех пор научился только разум и слушать. Он слишком хорошо себя знал. Было бы глупо и недальновидно не пользоваться этим драгоценным знанием.

  18