очень нудно 
2 
— Она все для меня. Все!
Вглядываясь в выражение лица Талоса, доктор задумчиво гладил бороду, затем, очевидно приняв решение, быстро кивнул:
— Очень хорошо. Передаю ее на ваше попечение, мистер Ксенакис. Позаботьтесь о ней дома.
На Митридосе? Талос скорее умрет, чем осквернит его. Но в Афинах — пожалуйста. Там он и будет держать ее взаперти, пока она не пожалеет о содеянном.
— Вы позволите увезти ее сегодня?
Доктор кивнул.
— Да. Она должна ощущать вашу любовь, — предупредил он. — Чувствовать себя нужной и защищенной.
— Нужной и защищенной, — повторил Талос, с трудом сдерживая усмешку.
Доктор Бартлет нахмурил брови:
— Мистер Ксенакис, вы только представьте, что это были за сутки для Ив. Ей не на кого было опереться. Она не помнит ни друзей, ни семьи — никого, к кому можно обратиться. Не знает, чем занимается и где живет. Даже имени своего не знала, пока я не сказал…
— Не беспокойтесь, — резким тоном перебил его Талос. — Я позабочусь о ней.
Он уже собирался уходить, но доктор остановил его:
— Есть кое-что еще, о чем вам следует знать.
— Что же это?
— Обычно я не разглашаю такую информацию. Но этот случай особый, и я думаю, необходимость правильной заботы превалирует над сохранением частной…
Тихо выругавшись на греческом, Талос нетерпеливо топнул ногой:
— Что там еще? Говорите же!
— Ив беременна.
Услышав это, Талос вскинул голову. Сердце на миг остановилось и затем бешено застучало у него в груди.
— Беременна? — У него перехватило дыхание. — Какой срок?
— Вчера я делал ультразвуковое исследование: плод зачат в середине июня.
Июнь!
На протяжении всего месяца Талос почти не расставался с ней. Он часто отсутствовал на работе, стараясь ни минуты не проводить вне ее постели. Их роман сжигал его изнутри. Он доверился ей, потому что страсть завладела его рассудком и волей.
— Я чувствую себя виноватым, — печально произнес доктор Бартлет. — Знай тогда я, как расстроила ее новость о беременности, ни за что не позволил бы ей сесть за руль. Но не огорчайтесь, — добавил он поспешно, — с вашим ребенком все в порядке.
С его ребенком.
Талос смотрел на доктора, с трудом переводя дыхание.
Врач искренне рассмеялся и похлопал его по спине:
— Мои поздравления, мистер Ксенакис. Вы станете отцом.
До Ив доносились тихие голоса и отдаленное гудение батареи. Она чувствовала, как кто-то, видимо медсестра, отирает ее лоб прохладной тканью. Мягкие кусочки материи тяжелели на ее коже. Она ощущала свежий запах дождя и хлопка. Но упорно держала глаза закрытыми.
Ей не хотелось просыпаться. Не хотелось покидать темную умиротворенность забытья, тепло неуловимых снов, все еще окутывавших ее.
Не хотелось возвращаться к ничтожной реальности, о которой у нее не было ни одного воспоминания. Где у нее не было личности. Не было близких. Эта пустота терзала гораздо хуже любой боли.
А три часа назад врач сказал ей, что она беременна.
Она не помнит момента зачатия, не помнит даже, как выглядит отец ее ребенка. Но она увидит его сегодня. Он может появиться в любую минуту.
Зарывшись лицом в подушку, она зажмурила глаза. Ее переполнял страх при мысли, что придется впервые встретиться с ним — отцом ее будущего ребенка!
Каким он окажется?
Она услышала, как дверь в ее палату открылась, и затаила дыхание. Матрас прогнулся, когда на него тяжело уселся мужчина. Их тела соприкоснулись. Он обнял ее сильными руками, и она ощутила тепло мужского тела, вдохнула мускусный запах его одеколона.
— Ив, я здесь. — Голос мужчины был низким и проникновенным, с необычным акцентом, который она не могла распознать. — Я пришел за тобой.
Ее охватило волнение. Глубоко вдохнув, она подняла голову с подушки.
Он был так близко. Сначала она увидела его резко очерченные скулы. Темноволосый затылок и крепкую шею. Смуглый цвет кожи. А когда он повернулся к ней, разглядела его лицо.
Он был просто бесподобен.
Как это возможно, быть столь мужественным — и столь прекрасным? Его черные волосы касались ушей. У него было лицо ангела. Лицо воителя. Легкая неправильность греческого носа, очевидно оставшаяся после перелома. Большой чувственный рот, изгиб губ которого обнаруживал высокомерие, а возможно, и жестокость.
Его лучистые, черные как ночь глаза смотрели на нее сверху вниз. И где-то в их непроглядной глубине она на мгновение различила губительный огонь ненависти — как будто он жаждал ее смерти, как будто она была призраком, восставшим из ада.
2 
