76 
Гвен и Хло сочувствующе кивали, и он ощущал, как женский дух наполняет комнату. Дух исходил от всех, черт возьми, кроме тех, кто был невидим!
К дьяволу все, он хотел есть. Но поел ли он? Нет. Габби ответила за них двоих: отказавшись от ужина, она согласилась слегка перекусить в библиотеке. Бутербродики, конфетки и орешки? От такой скудной диеты его смертное тело могло запросто испустить последний вздох.
А она еще не дошла до того места, когда появился Дэррок с Охотниками. Гвен и Хло, похоже, пришли в восторг от общения с Видящей Сидхов и задавали ей уйму бессмысленных вопросов о том, каково это – быть такой. Если так пойдет и дальше, пока Габби доберется до более важных вопросов – например что от них хочет Адам, – может пройти целая ночь. Если бы только он мог сам с ними поговорить! Он начал уже сомневаться, успеет ли она все рассказать к наступлению Люгнассада.
Габби начала рассказывать о своих дурацких «Книгах», и Хло, любитель антиквариата и ярый библиофил, пыталась договориться о том, чтобы приехать в Цинциннати и посмотреть на них. Книги! Весь Чар в опасности, судьба королевы под угрозой, за ними гонится Дэррок, который хочет их убить, Охотники идут по их следу, а женщины болтают о каких-то проклятых книгах!
Адам немного успокоился, когда услышал:
– Я с радостью покажу их тебе, Хло, но, честно говоря, думаю, мои предки исказили множество фактов.
«Чертовски много времени понадобилось ей на то, чтобы признать это», – подумал он, прищурившись и властно скользя по Габби взглядом. И желая, чтобы она тоже посмотрела на него. Чтобы он не так сильно чувствовал себя невидимым. Но она не глянула на него даже мельком – так она увлеклась, отвечая на всякие не относящиеся к делу вопросы. Адам уже собирался выйти в кухню, чтобы чем-то перекусить, как вдруг Дэгьюс задумчиво спросил:
– Так это из-за действия feth fiada мы не можем его видеть?
Адам повернул голову.
– Что ему об этом известно, ka-lyrra? – встревожено спросил он. Дэгьюс был еще одним человеком с непредсказуемыми свойствами, как и Видящие Сидхов; то, что он пережил за последний год, настолько его изменило, что никто не мог сказать наверняка, как проявятся его способности. По сути дела изменения произошли тогда, когда современный Дэгьюс встретился с Дэгьюсом из прошлого – и один из них должен был исчезнуть, но никто не исчез. Это была одна из причин, по которым Высший Совет так непреклонно выступал за уничтожение горца. Конечно, некоторые члены Совета, как, например, Дэррок, руководствовались и более подлыми мотивами.
– Адам хотел бы знать, что вам об этом известно, – обратилась к нему Габби.
Дэгьюс улыбнулся.
– Я знаю о ней больше, чем хотелось бы. Я сам давным-давно использовал эту силу, чтобы достать несколько редких томов. Мы называем ее «магией мантии», или «туманом друидов». Ее нелегко носить; это страшное заклятие. Существуют две его вариации. Вариант, которому были обучены МакКелтары, и магия, которой пользовались драгары, – гораздо более сильное, тройное заклятие на языке Туата-Де. Этот вариант я никогда не использовал.
– Драгары? – нахмурившись, переспросила Габби.
– Когда-то, – объяснила Хло, – Дэгьюсом овладели души тринадцати древних злобных друидов, которых Туата-Де бросили в темницу для бессмертных на четыре тысячи лет. Их называли драгарами.
– А, понятно, – сказала Габби, но, похоже, сама была не очень-то в этом уверена. Хло дружелюбно рассмеялась.
– Я объясню тебе это как-нибудь потом, Габби. Обещаю.
– Да, черт возьми! – воскликнул Адам, подходя к Габриель.
Положив руку ей на плечо, он поторопил ее – Спроси, не осталось ли у него воспоминаний драгаров, Габриель.
Когда драгары овладели Дэгьюсом, их знания стали его знаниями, а им было известно все то, что знали и умели Туата-Де. Адам предполагал, что, когда Эобил уничтожила драгаров, она стерла эти воспоминания из памяти горца.
Но что, если нет? Если Дэгьюс знал древнее заклинание на языке Туата-Де, он мог прекратить действие магии. Это не мог сделать ни один простой смертный, да и самому Адаму это было не под силу, но чистокровному друиду МакКелтару, знавшему древний язык, это, несомненно, удалось бы.
И Адам Блэк смог бы снова говорить сам от своего имени, стать видимым и дать наконец всем понять, что Габриель принадлежит ему.
– Хорошо, Адам, но они меня опять не видят. Не прикасайся ко мне.
«Не прикасайся ко мне». В таком невидимом состоянии он чувствовал себя немощным по сравнению с МакКелтарами, а немощь – не то чувство, с которым мог бы смириться Адам Блэк, в каком бы положении он ни находился, и слова Габби пробудили в нем бурное, злобное и дикое чувство. Внезапно им овладело странное желание напомнить ей о том, что совсем недавно она умоляла его поцеловать ее крепче и засунуть руку в ее трусики. О том, что он уже почти вошел в нее и вошел бы – соприкасаясь с ней органом гораздо более интимным, чем рука, – если бы их не прервали. И о том, что у них еще было одно незаконченное дело, которое они вскоре доведут до конца.
76 
