Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
34 
Амок еще жил в черных его глазах.
– Я сам, – сказал мальчишка, когда к нему вернулся дар речи. – Я…
– Сам. – Кейсо прижал флягу к губам. – Конечно, сам.
И руку подал, помогая подняться. Кейсо мог бы поднять паренька, слишком худого, истощенного приступами, но чересчур гордого. Он шел, вцепившись в плечо Кейсо, но сам. И в седло забрался, неловко перевалившись поперек конской спины. И, прокусив губу, держался в седле. А вечером спросил:
– Ты кто?
– Кейсо.
– Что тебе от меня надо?
– Ничего.
Ему было странно слышать такое, и услышанному он не поверил. Долго еще не верил, но и не уходил, даже когда смог бы уйти. А ведь думал, подгадывал, примерялся. И однажды ночью подобрался к Кейсо с ножом в руке. Сел рядом и сидел до рассвета, глядя то на нож, то на Кейсо.
Глупый потерянный мальчик. Он совершенно не умел жить.
– Ты мне помог. Почему? – спросил Янгу наутро.
– Потому что мог.
Позже Кейсо расскажет о храме, который стоит в горах – не местных, защищающих плодородные земли Кемир от иссушающего дыхания Великой пустыни, и не о тех, что сторожат Север, но о сапфировых пиках Тайбу. О лестнице в семь тысяч ступеней и золотых грифах, стерегущих ее подножие. О чашах, в которых горит пламя холодное, как льды вершин. О людях, что приходят к храму, желая обрести покой.
И дремлющих мудрецах, иногда сбрасывающих покров дремы.
Об озере слез, пролитых прекрасной богиней, осознавшей несовершенство мира.
О том, что сам Кейсо, заглянув в это озеро, изменился.
Позже.
Когда мальчишка научится немного доверять. В тот же раз Янгу поскреб пятерней грязную щеку и сказал:
– Я не забуду. Я отплачу тебе. Потом, когда стану великим.
– Кем великим?
Янгу нахмурился.
– Я иду на Север. И ты пойдешь со мной. Увидишь, что очень скоро мое имя будет известно всем.
И Кейсо с трудом заставил себя не рассмеяться. Но время шло и… да, кто на Севере не слышал о Янгхааре Каапо? Вот только жить мальчик по-прежнему не умел.
Плохо…
Кейсо соскользнул в овраг, на дне которого выплясывал зверь. Он то вскидывался на задние лапы, стремясь сбросить всадника, то опускался с ревом, с воем. Размахивал лапами, но добраться до Янгара был бессилен.
Однако и у Янгара не выходило справиться со зверем. Лезвие ножа было чересчур коротким.
А потом медведь вдруг остановился, покачнулся и стал заваливаться на бок. И Янгар в последний миг разжал руки. Он упал на мягкую листву, откатился и, прежде чем успел подняться на ноги, нос к носу столкнулся со зверем.
Медведь не думал умирать.
Он скалился, облизывая желтые клыки.
Янгар ушел от удара. Почти.
Массивная лапа смяла кости, и ножи когтей полоснули по коже, отворяя кровь. Янгар полетел кувырком. А зверь, вместо того чтобы добить врага, отвернулся. Прихрамывая, он двинулся туда, где без движения лежала девочка.
В крови.
В листьях.
И вряд ли живая.
Лучше бы ей не быть живой.
– Прости, – сказал Кейсо, раздирая халат. Раны, оставленные медвежьими когтями, были неглубоки, но кровоточили изрядно. Янгхаар дышал и пытался что-то сказать.
Подняться.
Ползти по собственному следу, не желая оставлять зверю законную его добычу. Мальчик был упрям, а сейчас это упрямство ему вредило. И Кейсо, вздохнув, опустил кулак на затылок Янгхаара.
– Прости, малыш, – повторил он, уже зная, что Янгар не слышит.
Сегодня хватит смертей.
И медведь, убедившись, что люди не будут мешать, склонился над девчонкой. Он ворчал и всхлипывал, елозил мордой по животу, переворачивая тело то на один, то на другой бок.
Мертва. Конечно, мертва. Живая очнулась бы.
И ладно.
Мертвых оставлять проще. С мертвецов вообще спрос невелик…
Уже на краю оврага Кейсо обернулся и увидел, как зверь, вцепившись клыками в плечо, волочет добычу.
Глава 12
Большая медведица
– Спи, Аану, – шептал мне ветер, перебирая струны сухих трав. И полые стебли камыша играли колыбельную.
– Спи, Аану, – вторила вода.
Ручей был рядом. Я сквозь дрему ощущала его прохладу, слышала шелест воды, пробирающейся по плоским камням. В моем сне они были темно-зелеными с золотой искрой, как тот, который я подарила мужу. И камни нанизывались на нити солнечного света, гремели…
34 
