71 
– Да.
Энни оглянулась вокруг: стоял чудесный весенний день. Лошади с удовольствием щипали первую нежную травку, мир был полон свежести. Ощущение нереальности больно резануло ее.
– Что ты сделал с бумагами?
– Я отослал серебро семье Тенча анонимно. Бумаги хранятся в сейфе банка в Новом Орлеане.
Она вскочила.
– Почему же ты не использовал эти бумаги, чтобы снять с себя обвинение? – закричала Энни, неожиданно рассердившись. – Почему ты не передал их правительству, чтобы Вандербильта наказали? Боже мой, сколько жизней стоило..
– Знаю. – Рейф поднял к ней лицо. Она замолчала, увидев, как он бледен. – Мой брат погиб в Колд Харборе в июне 64-го. Отец – в марте 65-го, защищая Ричмонд.
Нельзя сказать, сколько бы продолжалась война, не будь денег Вандербильта. Возможно, бои у Колд Харбора все же состоялись бы, но почти наверняка война не протянулась бы до апреля 65-го, и его отец остался бы жив. Это стоило Рейфу жизни его семьи.
– Тем больше причин заставить его заплатить, – наконец произнесла Энни.
– Сначала я сходил с ума от ярости – был не в состоянии думать. Они напали на мой след во Флориде и почти настигли. Я положил бумаги в банк под чужим именем и удрал. С тех пор я в бегах.
– Ради Бога, почему? Почему ты их не использовал, чтобы оправдаться?
– Потому что они бы мне не помогли. Меня ищут за убийство Тенча. Я не могу доказать, что Тенча убили из-за этих бумаг, я не могу доказать, что не убивал его.
– Но за этим явно стоит Вандербильт. Это он назначил такую большую награду за твою голову. На самый крайний случай ты мог бы использовать эти бумаги, чтобы заставить его отменить награду и... и, возможно, использовать свое влияние, чтобы снять с тебя обвинение в убийстве.
– Шантаж. Я думал об этом. Я пытался раза два, но мне была нужна помощь. За мной непрерывно охотились – я не мог вернуться в Новый Орлеан. Люди, которым я рассказал, – медленно произнес Рейф, – их всех убили.
– Поэтому ты перестал пытаться. – Энни смотрела на него сухими горящими глазами. Грудь ее вздымалась. Его вынуждали скрываться, как дикое животное, в течение четырех лет. Из того, что рассказал Рейф, следовало, что не только охотники за наградой и служители закона преследовали его: должно быть, его искала и личная армия Вандербильта. Вероятно, они использовали охотников за наградой, чтобы следовать за ними по пятам и устранять всех, с кем, по их мнению, мог разговаривать Рейф. Это было отвратительно. Непонятyо, как он выжил. Нет, понятно. Большинство людей уже
– Давно попались бы и были убиты, но Рейф не такой, как большинство. Он был одним из рейнджеров Мосби, обученный действовать тайно и избегать встреч с противником. Он Жесткий, умный и хладнокровный.
Теперь Рейф еще раз подтвердил это, когда повернулся к ней и равнодушно произнес:
– Нам надо двигаться.
Он задал самый быстрый темп, который позволял им не оставлять заметных следов, стремясь как можно дальше уйти от Серебряной Горы, вблизи от которой любой встречный мог узнать Энни. Он ехал бы еще быстрее, если бы был один: ему приходилось внимательно следить за Энни и ее мерином, так как они оба не привыкли к длительным путешествиям. Его гнедая кобыла стала крепкой и мускулистой после долгих лет в бегах, но мерину требовалось время, чтобы он набрал силу.
Если бы Рейф знал: близко ли от них находится Этуотер и есть ли в этой местности охотники за наградой. Он готов был держать пари, что есть. Трэйгерна слишком хорошо знали, и его появление не могло пройти незамеченным, а другие стервятники наверняка кружили поблизости в надежде заполучить его добычу. Безопаснее будет избегать любых встреч на пути, по крайней мере, еще несколько дней.
Рейф старался стряхнуть с себя мрачное настроение, но оно окутывало его как одеяло. Много лет он никому не рассказывал о Тенче и бумагах Конфедерации, он даже думать о них запрещал себе все эти годы. Все его внимание поглощали усилия выжить – ему было не до того, чтобы оживлять в памяти события, которые поставили его вне закона. Поэтому его удивило то, как остро он реагировал на предательство, даже сейчас. Рейф несколько раз видел Джефферсона Дэви-са в Ричмонде и был поражен, как и многие, кто хотя бы раз встречался с этим человеком, почти сверхъестественным сочетанием в нем ума и целостности натуры. Рейф не верил в идею рабства, у его семьи не было никаких рабов, но он твердо верил в приоритет прав штатов перед властью центрального правительства и в необходимость защищать свой дом – Виргинию. Мистер Дэвис заставил его чувствовать себя так, как, наверное, чувствовали себя американские революционеры веком раньше: будто он был участником великого дела, дела создания новой, суверенной страны. И для сторонников президента, словно нож в спину, было открытие, что мистер Дэвис, считая дело проигранным, все же взял деньги и продолжал войну, для того чтобы богатый человек стал еще богаче.
71 
