Последние отзывы

  86  

– Лукас? – Она увидела, как напряглись его плечи. И никакого другого ответа не дождалась. – Ты злишься, что я сообщила о Тони своим родителям?

– Мы в них не нуждаемся.

– Ты, может, и нет, а вот я – да.

Лукас развернулся на каблуках. Эйслин чуть не отшатнулась, увидев горящий в его глазах гнев. Он схватил ее за руку и потащил в комнату, которую им выделил персонал, но которой они до сих пор не пользовались. Аккуратно притворив тяжелую дверь, он с яростью набросился на Эйслин:

– Ты скучаешь по своим чертовым деньгам, верно? Да что с тобой?! Думаешь, я не смогу обеспечить своему сыну достойное лечение? Ты позвонила папочке, умоляя, чтобы он простил тебя за мезальянс, и попросила капнуть чуток с его чековой книжки?

– Лукас, я такого не заслужила! – Она дала ему такую пощечину, что у него откинулась голова.

Оскалив зубы, он снова повернулся к ней и замахнулся, чтобы отплатить тем же. Но на полдороге остановился.

Она бросилась на него и схватила за рубашку обеими руками:

– Давай! Ударь меня! Может, тогда я увижу, что ты жив, что ты не каменный. Я с радостью приму удар, если это заставит тебя проявить хоть какие-то чувства.

Он изумился, когда она ударила по его твердой груди побелевшими кулачками.

– Черт тебя побери, Лукас! Поговори со мной! Поори. Покричи. Открой мне свою боль. Я знаю, ты ее чувствуешь. Я знаю, что ты любишь Тони как никого на свете. Тебе больно, потому что он может умереть. Давай я побуду твоей боксерской грушей и звукоотражателем. Позволь мне разделить с тобой твое горе.

Она плакала, не обращая внимания на слезы, что катились ручьем. Она слизывала их с уголков губ.

– Ты слишком гордый, да? Тебя ничем не пронять. – Она тут же покачала головой, отрицая собственные слова. – Я знаю, что было и по-другому. Я слышала, как ты оплакивал Джозефа. Я видела твою боль. И те страдания не сравнятся с тем, что сейчас ты испытываешь из-за Тони. Твое дурацкое предубеждение отделяет тебя от остального мира, а не наоборот. Ты действительно такой бессердечный, что не будешь плакать даже у постели умирающего сына? Ты говоришь, что ни в ком не нуждаешься. Но это неправда, Лукас. Ты просто не признаешь этого. Когда я стала нуждаться в поддержке родителей, я проглотила гордость и позвонила им, без малейшей уверенности, что они вообще станут со мной разговаривать. Мне нужна вся возможная поддержка. Я не хочу переживать эту беду в одиночестве. И я буду умолять их остаться, даже если придется потерять лицо. Ты их высмеиваешь, но между вами больше общего, чем тебе кажется. Ты такой же холодный и упертый, как они. Только они, в отличие от тебя, смягчились. Они меня поддерживают, а ты нет.

Она еще сильнее вцепилась в его рубашку, чуть не порвав ее.

– Любишь ты меня или нет, но ты – мой муж. Ты мне нужен. Не смей отказывать мне в поддержке. Ты женился, потому что считал себя связанным честью или что-то в этом роде. Но разве это честь – бросить свою жену, когда ты ей нужнее всего? Если ты прольешь слезу вместе со мной, ты что, станешь от этого менее мужественным?

Она еще раз ударила его по щеке. И еще. По ее щекам градом катились слезы, срывались с подбородка.

– Плачь, черт тебя побери! Плачь!

У нее перехватило дыхание, когда он внезапно обнял ее и прижался лицом к плечу. Эйслин сначала даже не поняла, что ее горячее желание исполнилось. Но потом ощутила, как дрожат его плечи, и услышала всхлипы.

Она обхватила его за талию и прижала к себе. Он плакал и плакал. В конце концов ей стало тяжело его удерживать, и они опустились на пол, не разжимая объятий. Эйслин прижала его лицо к груди, прикрыла своим телом и стала нежно укачивать, как часто укачивала Тони. Она тоже плакала, слезы капали ему в волосы.

Боже, как же она любит его! До боли!

– Я хочу, чтобы наш малыш жил, – рыдал Лукас. – Ты не представляешь, что для меня было узнать о сыне. Я хочу, чтобы он жил. Я хочу, чтобы он знал меня. В детстве я так хотел, чтобы у меня был отец, Эйслин. Я хочу стать для Тони тем, о ком я только мечтал. – Он с силой прижался к ее плечу. – Неужели Господь может быть так жесток? Неужели он заберет у меня сына?

– Если его у нас заберут, я не вынесу твоей боли, Лукас. Я слишком тебя люблю.

Через некоторое время его слезы стихли, но он так и не отнял лица. Он поцеловал ее в мокрое от слез плечо и стал шептать ласковые слова – частью по-английски, а частью на языке, которого она пока не понимала.

  86