Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
115 
Обойдя Тору, вожак оказался у кровати, которая заскрипела под его немалым весом. Когти вспороли покрывало и перину, а подушку вожак подбросил и, поймав на лету, перекусил.
Чудесный белый пух закружился по комнате, оседая на чешуе и на шерсти Торы, приглашая поймать.
И Тора ловила.
Она — пух. Вожак — ее. И поймал все-таки. Провел шершавым языком по шерсти, ворча, словно сетуя, что Тора такая неопрятная. Она же потерлась мордой о шею и замерла, уловив чужой запах…
Тора не знала, что умеет так.
Зубы клацнули. И на горле вожака остались длинные царапины.
А во рту появился гадкий вкус крови.
От обиды и непонятной горечи сознание почти вернулось. Тора поняла: сейчас ее убьют. Но вожак отпрянул и заскулил. Он смотрел на Тору с упреком, потом вдруг упал и принялся кататься, вытираясь о ковер, пытаясь избавиться от этого запаха.
А поднялся весь в перьях.
И сел, поглядывая на Тору искоса, потом вовсе отвернулся.
Так нечестно!
Он обвил хвостом лапы и запел. Сначала низко, утробно, но с каждой секундой — все выше. Голос его пробирал Тору, завораживал, манил подойти ближе. Она сделала шаг… а потом еще один. И, оказавшись вдруг совсем близко, прижалась к горячему боку.
Царапины еще не затянулись.
Тора нежно лизнула кровящую полосу. Ей жаль, что так получилось.
Она не стала убегать, когда песня оборвалась… и позже, когда мягкий нос коснулся уха. Ей было щекотно, смешно и уютно. Не страшно ничуть, хотя, конечно, краем сознания Тора понимала, что все происходящее — очень и очень неправильно.
Недопустимо даже.
Потом, много позже, она дремала, а ее вожак осторожно выбирал из шерсти пушинки.
И Торхилд чувствовала себя совершенно счастливой.
Глава 26
ТРЕЩИНЫ
Почему из всех возможных лиц — именно это?
Альвы вовсе не похожи друг на друга, пусть изначально Одену лица их казались одинаковыми. Но нет, это он узнал бы из тысячи.
Сколько раз он видел его?
Бессчетно.
И всегда — сквозь туман боли.
Нет, нынешнее — другое, еще не застывшее вне времени, не столь идеальное, опаленное солнцем и в чем-то детское.
То же самое.
Форма губ. Слегка длинноватый нос. Высокие скулы. Разрез глаз.
Ошибиться невозможно, пусть Оден и заставлял себя поверить, что ошибается, что просто запомнил плохо, ведь в яме темно, а в камере — больно. Но обмануть себя не получалось: у девочки в рубашке с чужого плеча было лицо королевы Мэб.
А еще светлые волосы, выгоревшие на макушке добела. Они обрезаны неровными прядками и на концах сохраняют исконный, чуть рыжеватый оттенок.
Запах вереска и меда, сшитый серебряной нитью.
Чересчур широкие, многажды латанные штаны, которые держатся на старом ремне. Пряжка еще тугая. Сапоги по колено. Голенища широкие, а ноги — тонкие, болтаются, что карандаш в стакане. И сумка норовит съехать с узкого плеча, опускается все ниже, ниже, и Эйо, раздраженно дернув плечом, подбрасывает ее. Сумка легкая, но Оден предлагал забрать, вот только…
…все разладилось.
Его рвало, выворачивало наизнанку, и безумие нашептывало, что избавиться от проблемы просто. Надо лишь убить. Сейчас. Пока девчонка не сообразила.
Она больше не нужна.
У Одена хватит сил спуститься в Долину… И разве он сам не желает отомстить? Она не королева? Допустим. Но сходство — само по себе приговор. Разве Одену не станет легче, если он убьет врага?
Ведь столько раз мечтал о том, как добирается до горла.
Сжимает руки. Давит. Душит. Ломает. Неважно, главное, что до смерти. И все будет именно так, как он себе представлял. Медленно и с наслаждением. А потом кошмары уйдут. Они уже ушли, потому что Оден избавился от метки. Осталось убрать это живое напоминание о королеве, и Оден будет совершенно свободен.
Разве не замечательно?
Нет.
Тогда у него получилось справиться с собой, но и только. Объяснить не сумел. Стоило открыть рот, как тот наполнялся тягучей слюной и желудок каменел.
Эйо ушла.
А он смог дышать. На четвереньках добравшись до родника, умылся кое-как. Вода еще не давалась в руки, уходила, обиженная, чтобы выбраться чуть дальше, плеснуть в лицо холодом, словно пощечиной. Игры закончились.
В тот день он забрался дальше, чем обычно, благо подвернулся свежий след косули. И сама она, беспечная, любопытная, верно не видевшая прежде существ, подобных Одену, позволила подобраться близко. Жаль, не было копья.
115 
