Глава 12

Данте начал со звонка Элу Рэйберну. Лорна была права: что-то здесь не так, и его задело, что на это ему указала она. Он сам должен был заметить несоответствие. Вместо того, чтобы отвечать на вопросы детективов, ему следовало самому задать их, например: что они там делали? Место пожара не являлось местом преступления до тех пор, пока в качестве причины не был установлен поджог или, по крайней мере, подозрение на поджог. На месте происшествия должны были находиться одетые в форму полицейские для управления толпой, регулирования движения, безопасности... по многим причинам, но не детективы.

Он не получил ответов на свои вопросы, но и не ожидал этого. Сейчас он мог только перенаправить поток информации, а на то, чтобы все разъяснилось, требовалось время. Теперь, когда он озадачил своими вопросами Эла, своего друга из муниципалитета и одного из членов клана Рейнтри, который в некоторой степени интересовался изнанкой жизни и таким образом имел несколько интересных контактов, многие вещи могут предстать в ином свете.

Но независимо от этого и вмешательства двух детективов, Данте желал лично во всем разобраться, даже если для этого ему придется привлечь Мерси, чей дар телепатии был настолько силен, что однажды, когда ей было всего десять, а ему шестнадцать, она влезла в его голову в крайне неподходящий момент — он был со своей подружкой — и произнесла: «Фу! Какая гадость!», чем настолько удивила его, что он потерял и концентрацию, и эрекцию, и свою подругу. Шестнадцатилетние девочки, как он уяснил, не имели дел с тем, кто заставлял их усомниться в том, что они желанны. С этого дня он начал блокировать доступ Мерси в свою голову, что вызвало у нее ярость. Она даже рассказала о его поступке родителям, что привело к очень длинному, серьезному разговору с отцом о том, как важно быть умным, предохраняться и нести ответственность за свои действия.

Столкнувшись со строгим ультиматумом отца, что ему придется жениться на любой девочке, которую он сделает беременной, и провести с ней остаток жизни, Данте стал куда более осторожным. Дрэнир Рейнтри определенно был более чем серьезен в отношении своих наследников. Рейнтри, любой Рейнтри, был генетически доминантным; любой ребенок унаследовал бы способности Рейнтри. То же самое верно и для Ансара, вот почему те немедленно убивали любого ребенка, рожденного от Рейнтри и Ансара. Когда смешивались два доминирующих рода, результат мог быть каким угодно — и это могло быть опасно.

По мере взросления дар Мерси становился только сильней. Несмотря на это, Данте не думал, что в ней возникнет необходимость; у Рейнтри были другие телепаты, к которым он мог обратиться. Они не были столь же сильны как Мерси, но этого и не требовалось. Лучше всего Мерси чувствовала себя, находясь в Убежище, в доме клана Рейнтри, где ей практически было не нужно закрывать свой дар из-за беспрестанной эмоциональной и ментальной атаки людей, которые понятия не имели, как скрывать свои чувства. Иногда они с Евой, ее шестилетней дочерью, навещали его или Гидеона — Мерси была истинной женщиной в своей любви к шопингу, и он, и Гидеон всегда были рады понянчиться с непоседой Евой, пока ее мать наслаждалась шопинг-терапией. Но Мерси была хранителем Убежища. Она несла за него ответственность, управляла им и любила его. Данте не обращался к ней за помощью, если имел другие варианты.

Все время, пока он звонил, Лорна стояла там, где он вынудил ее остаться, кипятясь и протестуя, с каждой минутой раздражаясь все сильней и сильней, и он уже начал ожидать, что ее темно-рыжие волосы поднимутся вверх от давления. Он, возможно, освободил бы ее, по крайней мере в пределах дома, но она скорее всего использует свою свободу в поисках предмета для нападения на него. Как бы то ни было, он признавал, что скорее наслаждался ее яростью и менее-чем-лестными комментариями.

И факт — он наслаждался ею.

Никогда прежде он не был так очарован... и так тронут. Когда он услышал тот тихий жалобный звук, который она издала во сне, то почувствовал, что его сердце как будто сжалось. На самом деле она знала какой именно произнесенный ею звук донесся до него, вероятно, она часто издавала его, и все же Лорна решительно это отрицала. Храпела, черт бы его побрал.

  37