— Вот это да! — воскликнула Суль. — Сколько же тебе лет?
— Тринадцать, — сквозь слезы ответила девочка.
— Моя дорогая крошка! — чуть не плача произнесла Суль, думая о том, что ей самой было всего лишь четырнадцать, когда она соблазнила юного Клауса. Но это было совсем другое дело.
Никогда не видела она ничего более беспомощного, чем этот ребенок. Ее заплаканное лицо когда-то, наверное, было округлым и здоровым, но теперь бедность и голод до предела иссушили его. Девочка так завшивела, что на ее одежде и волосах видны были насекомые.
— О Мария, — бормотала Суль, срывая траву и вытирая ею бедра девочки с внутренней стороны. — Тебя надо хорошенько продраить! Но сначала нужно уйти отсюда. Ты должна мне помочь, потому что я еду наугад. Как мне попасть в Тулларп? Или, вернее, на дорогу, что западнее Тулларпа?
Девочка попыталась побороть истерический плач.
— Вы уже приехали, фрекен.
— Уже приехала? Тогда мне нужна одна речушка, вдоль которой я поеду на запад от Тулларпа.
— Речка протекает вон за тем невысоким холмом.
— Хорошо, что ты это знаешь. Садись на мою лошадь!
— Я?
— Ты, конечно. И поживее!
Девочка попыталась залезть на коня, но тут же отступила с жалобным воем.
— Мне больно!
Суль пришлось подсадить бедняжку.
Сама она пошла пешком, ведя лошадь. Маме Силье вряд ли понравится, если Суль вернется домой вшивой. В этом деле Силье всегда проявляла неописуемую строгость, и чтобы избавиться от нежелательной живности детям приходилось терпеть бесчисленные неприятные процедуры.
К счастью, речка находилась не в той стороне, куда убежали солдаты. Они удрали в Тулларп, пояснила девочка, так что туда ей и Суль заходить не следует, к тому же они уже находятся западнее этого маленького городка.
— Как тебя зовут? — спросила Суль.
— Мета.
— Ты живешь поблизости?
— Да. То есть нет. Теперь уже не живу.
— Что?
Девочка вытерла рукой глаза, на лице у нее остались грязные полосы.
— Я теперь нигде не живу, — всхлипнула она. — Хожу по дорогам и прошу подаяние.
— Разве у тебя нет родителей? Нет никакого пристанища?
— Нет, моя мать была уличной женой. Она умерла этой весной. С тех пор я не имею крыши над головой и хожу по дорогам.
«Уличная жена? Красивое название для шлюхи!» — подумала Суль.
— Но ты, очевидно, до этого была девственницей?
— О, да. Мать так старалась, чтобы я не пошла по ее пути.
— И все-таки ты выбрала этот путь!
— Они знали, кем была моя мать, — стыдливо произнесла она. — И решили меня обучить…
Суль стиснула зубы.
— Я бы хотела обратить их в камни, оставив им человеческие чувства. Чтобы люди пинали их тяжелыми башмаками!
Мета онемела. «Кажется, я напугала ее», — подумала Суль, внимательно глядя на девочку.
— Все будет хорошо, — сказала она, — выдавив из себя улыбку. — А где жили вы с матерью?
— Около речки. Мы как раз идем туда.
— Прекрасно.
Это было довольно далеко. Девочка по-прежнему всхлипывала. Но теперь это был просто жалкий и несчастный ребенок, вцепившийся в гриву коня.
Наконец Мета указала на какую-то землянку, которую Суль даже не заметила и которая напоминала дыру в земле. Она помогла девочке спустить с коня.
— Я не думаю… — нерешительно произнесла Мета, — что нам следует туда входить…
— Почему нет?
— Я не хочу…
«Глупая, — подумала Суль, — тебе же нужен какой-нибудь дом!» Это была жалкая, мрачная нора, вырытая под крутым откосом.
Обнаружив что-то вроде входа, Суль нагнулась и вошла внутрь. На кровати, прямо напротив нее, лежал полуразложившийся труп.
«Выходит, она не могла похоронить мать! — удрученно подумала она. — Не с кем поговорить, некого позвать на помощь. Нужно забрать отсюда все необходимое, ребенку здесь жить нельзя».
Она нашла котелок — убогую посудину без ручки. Вышла и, с силой тряхнув пару столбов, завалила землянку.
— Вот. Пусть это будет ее могилой. Мир ее праху, — пробормотала Суль и быстро опустила в яму защитный амулет. Теперь дух мертвой не будет преследовать их. Суль не нуждалась в чтении молитвы, но ради девочки сложила из ивовых прутьев крест. То, что она сама называла предрассудками, было ей несвойственно.