... 
43 
Распространявшиеся по городу куплеты о герцогине довели бешенство Армана до крайней степени, однако несчастный был не в состоянии ни закрыть рты шансонье, ни возвратить в фамильный замок свою бродяжничавшую жену. Судиться было любимым занятием бывшего маркиза.
Тем временем Гортензия прибыла в Италию. Принц Колонна, коннетабль Неаполитанского короля, сказочно богатый супруг Марии Манчини, был терпелив и очень вежлив, но все имеет свой предел. Ему не понравилось, как Гортензия встретила свою сестру, выехавшую ей навстречу по дороге в Милан. Мария была счастлива вновь увидеть Гортензию и бросилась ей в объятия. Разумеется, Гортензия ответила по-итальянски пылко, но после этих первых поцелуев она отступила шаг назад, чтобы разглядеть сестру, и разразилась злорадным неудержимым смехом.
– Мой Бог, – сказала она, – я никогда бы не подумала, что Италия так далеко от Парижа! Уже века никто не носит там такие длинные юбки и завязки такого цвета. Провинциалка из глухой Оверни понимает в моде больше, чем ты, моя бедная Мария.
Принцесса де Колонна покраснела, как вишня. Расстроенная, смотрела она на свое темно-красное шелковое платье и с трудом сохраняла спокойствие. С этого момента коннетабль возненавидел невестку всем сердцем.
Он был мужчиной строгих нравов с твердыми принципами и имел в отношении образа жизни жены совершенно определенные представления.
– Мария одевается так, – отпарировал он, – как принято у нас одеваться всем почтенным, состоятельным женщинам. И если мы не следуем парижской моде, то от этого мы отнюдь не чувствуем себя несчастными.
Говоря так, он в упор разглядывал молодого Курбвиля, слегка элегантный вид которого привлек его внимание.
– Кто этот молодой человек? – спросил он, указав на него пальцем.
– Мой конюх, – ответила Гортензия, несколько вызывающе. – Монсеньор Курбвиль, которого предоставил мне мой верный друг шевалье де Роан.
Оба господина обменялись приветствиями, и все собрались ехать дальше в Милан, где герцог фон Сесто, брат коннетабля, выделил дворец в их распоряжение. Было лето, и гнетущая жара в Риме была слишком изнурительна для женщин, прежде всего для Гортензии, не привычной к ней. К тому же болота, окружавшие священный город, обмелели, и оттуда распространялась опасная малярия, если даже не смертельный вирус чумы.
Приехав в Милан, Гортензия де Мазарини заперлась во дворце, никуда не выходила и не принимала гостей. Она хотела быть наедине со своим конюхом.
Герцог Невэрский был и на каплю не снисходительнее коннетабля. Когда он узнал, прибыв в Милан, что его сестра, отгородившись от мира… живет с конюхом, он пришел в ярость.
– Мадам, если бы я знал, что вы так низко падете, бросившись в объятия простого конюха, я бы пальцем не шевельнул, чтобы помочь вам бежать из Парижа.
– Никогда бы не подумала, что вы так узколобы, мой брат. Я свободна, как мне кажется…
– Свободна, свободна, это легко сказать. Весь Париж говорит о вашем недостойном поведении. Вы заблуждаетесь, когда считаете, что таким образом завоюете благосклонность короля и всех тех, кто вам чертовски нужен.
Когда речь заходила о любовных делах, Гортензия теряла терпение. Она свирепела.
– Что обо мне думают, мне совершенно безразлично! Если я отказалась от своего дома и положения в обществе, то это как раз ради того, чтобы жить так, как мне нравится, и не зависеть ни от кого. Я заплатила за свою свободу слишком дорого. Предоставьте ее мне!
– Если я вас правильно понял, – презрительно бросил Фил-лип, – то быть свободной означает для вас броситься в объятия первого встречного.
Начавшийся так разговор мог кончиться еще хуже. Брат и сестра спорили с присущей им горячностью и не пришли к согласию. Гортензия со слезами бросилась в объятия Курбвиля.
Поскольку пребывание в Милане со временем стало для нее по настоящему безрадостным, а Мария так много рассказывала о прелести Венеции и возможности там для развлечений, что обе сестры в конце концов отправились в город Доджей, затем в Сиену и, наконец, в Рим, но там все еще было очень жарко. Тогда они поехали к морю в Марино ди Маза, где к ним присоединился Филипп, который больше не сердился, помирившись со своей сестрой.
Но Курбвиль все еще оставался ее любовником, и ссора вспыхнула вновь. Филипп сообщил Роану о поведении его конюха, шевалье без всяких угрызений совести направил своих людей с поручением просто прикончить его.
43 
