57 
Поцелуй был грубым, яростным и голодным. Сердце Брианы чуть не выпрыгнуло из груди. В первое мгновение она испугалась, в следующее уже затрепетала от страсти, но тут… тут Грей оттолкнул ее.
В глазах Грея… о, в его глазах сквозило бешенство. У него волчий взгляд, пронеслось в голове Брианы. Хищный и поразительно властный.
– Ты все поняла? – рявкнул Грей, злясь на Бриану, а еще больше – на себя, ибо она молча смотрела на него, не произнося ни звука. Словно ребенок, наказанный неизвестно за что.
Это чувство было ему хорошо знакомо…
– Черт! Я схожу с ума. – Грей потер виски. – Не знаю, что на меня нашло. Прости, Бриана… Садись в машину, я тебя не трону.
Однако, видя, что она не шевелится, снова вскипел:
– Говорю тебе, что не буду покушаться на твое проклятое целомудрие!
Тут Бриана наконец обрела дар речи. Правда, голос ее звучал не так твердо, как бы ей хотелось.
– За что ты на меня сердишься?
– Я не сержусь. – Он постарался взять себя в руки. – Извини. Да не смотри ты на меня так, словно я тебя ударил!
Но разве это неправда? Резкие, сердитые слова! причиняют ей гораздо большую боль, чем побои.
– Пусти меня. – Бриана опять спряталась за тонкой стеной отчуждения. – Мне нужно позвонить Мегги. Я скажу ей, что не приеду.
– Бриана! – Грей поднял руки, жестом прося пощады. – Ты хочешь, чтобы мне совсем стало худо?
– Наоборот. Я хочу тебя покормить. Надеюсь, после завтрака тебе полегчает.
Грей стиснул зубы, стараясь дышать размеренно.
– А ты еще считала меня уравновешенным. Видишь, как ты ошиблась… Писатели – жуткие негодяи, Бри. Раздражительные, мелочные, эгоистичные, поглощенные только своими делами.
– О нет, к тебе это не относится. – Бриана и сама не поняла, что ее побудило встать на его защиту. – Ты совсем не такой… ну разве что раздражительный…
– Не обольщайся на мой счет. У меня все зависит от того, как продвигается мой роман. Сейчас дела плохи, вот я и разошелся. Понимаешь, я писал, писал, и вдруг – тупик… стена… А ты попалась мне под горячую руку… Не сердись. Хочешь, я еще раз извинюсь?
– Нет. – Бриана, смягчившись, погладила Грея по небритой щеке. – У тебя усталый вид.
– Я сегодня не спал, – держа руки в карманах, он предостерегающе посмотрел на Бриану. – Поосторожней с выражением симпатии, Бри. Дело ведь не только в неудачной работе. Дело еще и в тебе.
Бриана отдернула руку, словно от огня. Губы Грея искривились в недоброй усмешке.
– Я хочу тебя. Если бы ты знала, как мне тяжело…
– Правда?
– Я тебе сказал вовсе не для того, чтобы тебя порадовать, – разозлился Грей.
Она зарделась.
– Да я вовсе не рада…
– Ладно, садись в машину… пожалуйста. Я все равно не смогу сегодня работать, а то у меня совсем ум за разум зайдет.
На сей раз Грей нажал на нужную кнопку: Бриана без возражений полезла в машину.
– Может, надо было еще кого-нибудь убить, и тебе сразу бы полегчало? – шутливо поинтересовалась она, когда Грей сел за руль.
Он с удивлением обнаружил, что еще способен смеяться.
– Ну что ж… я подумаю над твоим предложением.
* * *
Новая галерея Рогана привела Грея в восхищение. Здание было стилизовано под старину – этакий элегантный особняк с образцовым парком. Он не имитировал ни величественный дублинский собор, в котором располагается музей изящных искусств, ни роскошные римские палаццо. Галерея графства Клер обладала своим неповторимым обликом, и невозможно было себе представить лучшего места для хранения и демонстрации произведений ирландских художников.
Роган давно мечтал о такой галерее. И вот наконец мечты воплотились в жизнь.
Парк был разбит по проекту Брианы. Вернее, ландшафтные архитекторы использовали ее идеи: посадили с внутренней стороны кирпичного забора кусты роз, а на широких полукруглых клумбах – люпинусы, маки, наперстянки, водосборы и георгины – любимые цветы Брианы.
Здание галереи было из светло-розового кирпича.
Высокие изящные окна обрамлял серый камень. В большом фойе на полу красовались узоры, выложенные из синего и белого кафеля, с потолка свисала роскошная уотерфордская люстра, а на второй этаж вела широкая лестница из красного дерева.
Бриана завороженно замерла перед большой стеклянной скульптурой, стоявшей у входа.
Двое слились в объятии. В холодном стекле словно мерцал огонек страсти, в пластике фигур была жгучая сексуальность и в то же время возвышенная романтика.
57 
