76 
– Намного проще убедить людей умереть за ваше дело, если сначала вы заставите их страстно стремиться к смерти, – сказала Никки с горечью в голосе. – Гораздо проще уговорить мальчиков подставлять обнаженную грудь под стрелы и мечи, если они верят, что, поступая так, совершают самоотверженное действие, которое заставит Создателя с улыбкой и радостью принять их в вечное блаженство загробного мира.
Ордену достаточно приучить людей быть правоверными, все их реальные дела должны выковать из них настоящих чудовищ, которые не только умрут за общее дело, но будут с таким же успехом и убивать за него. Правоверные всегда охвачены непримиримой ненавистью к тем, кто не верит. Нет более опасного, более злобного и более жестокого человека, чем тот, кто ослеплен убеждениями Ордена. Не разум сформировал такого верующего, так что разум и не ограничивает его поступки. Отсюда следует, что в его ненависти отсутствует механизм сдерживания. Это убийцы, которые будут только счастливы убить ради их дела, абсолютно уверенные в осознании того, что делают правое и нравственное дело.
Пальцы Никки побелели, и суставы их стали бескровными, пока она сжимала кулаки. Хотя и казалось, что в зале стояла ужасающая звенящая тишина, сила ее слов все еще отдавалась эхом в голове Ричарда. Он даже подумал, что сила той ауры, что потрескивает вокруг нее, способна вызвать самую настоящую грозу, с громом и молниями, в этом зале.
– Как я уже говорила, все вышеизложенное осуществляется очень просто. – Никки покачала головой с горьким смирением, ее душевное волнение иссякло, что придавало дополнительную мрачность ее высказываниям. – Поэтому у большинства людей Древнего мира, а теперь и у людей Нового мира, нет иного выбора, как следовать учениям Ордена. Если их вера дрогнет, им сурово и непреклонно напомнят о вечности невообразимых страданий, ожидающих неверующих. Если и это не даст результата, вера будет возвращена им острием меча.
– Но ведь должен же быть какой-то способ исправить этих людей, – наконец сказала Джебра. – Неужели нет возможности вернуть им собственные чувства и разум, заставить отринуть учения Ордена?
Никки отвернулась от нее, устремив взгляд куда-то вдаль.
– Я с детства воспитывалась на учениях Ордена и все-таки вернулась в мир собственного разума и чувств.
Она молчала некоторое время, все еще пребывая среди бушующего моря мрачных воспоминаний, как будто вновь ожила ее, по-видимому, бесконечная борьба за жизнь, за избавление от тянущихся к ней когтей Ордена.
– Тебе трудно будет вообразить, насколько сложным для меня оказалось вырваться из этого царства порочных верований. Вряд ли кто-то, не тонувший в смраде учений Ордена, может постичь, на что это похоже – верить, что твоя собственная жизнь никчемна, бесполезна и не имеет никакой ценности. Или познать тот ужас, что опускается на тебя всякий раз, когда ты пытаешься уклониться от того, что является, как тебя учили, единственным средством спасения твоей души.
Взгляд ее повлажневших глаз нерешительно переместился в сторону Ричарда. Он знал. Он был там. Он знал, на что это похоже.
– Я оказалась спасена, – прошептала она ломающимся голосом. – Но это было далеко не просто.
Джебра казалась приободренной такой поддержкой, но Ричард не думал, что она действительно воспряла духом.
– Тебе же смогли помочь, – сказала она, – так что, вероятно, можно оказать помощь и другим.
– Она весьма отличалась от большинства находящихся под чарами Ордена, – сказал Ричард, продолжая пристально смотреть в голубые глаза Никки, выдававшие, как много он значит для нее. – Ею двигало желание понять и разобраться, было ли то, во что ее приучили верить, правдой; было ли оно важнее жизни и существует ли что-то ценное, ради чего стоило жить.
Большинство воспитанников Ордена не имеют подобных сомнений. Они отметают подобные вопросы и вместо этого крепко цепляются за свои верования.
– Но почему ты думаешь, что они не изменятся? – Джебра, казалось, не желала упускать нить надежды. – Если Никки смогла, то почему это невозможно для остальных?
Продолжая пристально смотреть Никки в глаза, Ричард сказал:
– Думаю, они способны отвергнуть любое сомнение в том, что составляет предмет веры, потому что усвоили это, не рассматривая как какие-то особые идеи, вколоченные в них. Они начали освоение полученных идей как ощущений или эмоций, и они переходят в мощную эмоциональную убежденность. Полагаю, это хитрость самого процесса. Они сами внутренне уверены, что излагают свои собственные мысли, а не разрозненные идеи, которым их учат по мере подрастания.
76 
