– Да, Хозяин. Мы попутешествуем. – И лицо, напоминавшее чрезмерно полированную статую, улыбнулось. – Вы будете довольны.
Ртутная лапа туго обернулась вокруг всех троих и стащила их со стены колодца. Никки изо всех сил сжимала руку Ричарда.
Как только они окунулись в полную темноту внутреннего пространства сильфиды, Никки затаила дыхание. Она знала, что должна дышать, но сама мысль о том, чтобы дышать этой серебристой жидкостью, ужасала ее.
Дышать.
Наконец она сделала отчаянный вдох, втягивая в легкие внутреннюю субстанцию сильфиды. Цвета, свет и формы сплавились вокруг нее в нечто необычное. Никки продолжала крепко держать руку Ричарда, в то время как они все плавно скользили в спокойную сияющую даль. Это было восхитительное ощущение спокойного, ленного движения с невообразимой скоростью.
Она сделала еще один головокружительный вдох, вновь втягивая субстанцию сильфиды. Появилось чудесное ощущение освобождения от всего, что преследовало ее, от тяжкого бремени на душе. Она осталась обремененной лишь вот этой связью с Ричардом. Никем и ничем больше.
Это было состояние наивысшего восторга.
И ей хотелось, чтобы оно никогда не кончалось.
Глава 23
Кэлен наблюдала, как все три сестры вглядываются в даль, пытаясь заметить любое возможное движение. По мере того как солнце садилось, тени начинали сливаться, образуя темную мглу. В южной части горизонта небольшой осколок затухавшего дня все еще сиял под грозными серыми облаками, громоздящимися в темно-фиолетовом небе. Вершины облаков были тронуты красным отсветом, придававшим наступившему вечеру оттенок сказочности.
Небо в этом месте, так густо наполненное монументальными, вздымавшимися как море облаками, казалось ошеломляюще огромным и оставляло у Кэлен чувство собственной ничтожности и незначительности. Простирающаяся к югу плоская равнина казалась бесконечной, до самого горизонта. В этом пустынном месте растительности было очень мало, а та, что встречалась, росла в основном в низинах.
Под облаками, несущимися над этим ландшафтом, местами опускался столб дождя, но, судя по виду равнины, это здесь было редким явлением. Кэлен подозревала, что если встать в одном месте и дожидаться, когда там прольется дождь, то можно ждать целый год, и то, может быть, не дождаться. Этот бесплодный ландшафт заставлял жизнь казаться недолговечной и никчемной. Казалось, что только горные гряды на севере и на востоке способны отобрать влагу у этого парада облаков. В результате деревья не рисковали спускаться вниз из своего высокогорного прибежища.
Когда лошади зафыркали и стали бить копытами, Кэлен потуже натянула поводья и рассеянно почесала одной из них под нижней челюстью, чтобы уверить ее, что все в порядке. Лошадь мягко толкнула ее, требуя продолжения. Все еще пребывая в ожидании, Кэлен отвлеклась от тяжелых мыслей и еще раз, более тщательно, почесала лошадь.
Вдалеке она смогла различить горную гряду, постепенно уменьшавшуюся, переходя в более низкий, но почти сплошной хребет. Этот хребет, напоминавший гребень какого-то спящего чудовища, скорее всего и был южной оконечностью тех самых гор, вдоль которых они и двигались к югу. Кэлен очень хотелось снова оказаться в горах. Горы давали ей ощущение приюта и убежища, скорее всего потому, что, в отличие от открытых равнин, она не чувствовала, что ее может кто-то увидеть с расстояния в несколько миль. Среди равнин она чувствовала себя голой и незащищенной. Она понимала, что на самом деле не знает, почему чувствует себя именно так, поскольку едва могла представить что-нибудь хуже, чем быть забываемым всеми рабом этих сестер.
Кэлен даже казалось, что она видит какие-то строения на том далеком хребте. И если глаза не обманывали ее, эти строения более напоминали руины. Если это действительно строения, то у некоторых из них должны виднеться крыши. Она не сразу догадалась, что непонятные низкие постройки – это давным-давно разрушенные стены. И ей нигде не удалось заметить никаких признаков людей. Это место было тоже давным-давно забыто и заброшено.
Даже если здесь давно никто не обитал, сестры в этих пустовавших местах были ничуть не менее осмотрительными, чем где-либо еще. Их настороженность, похоже, была рождена ощущением чьей-то совершенной и полной власти в пределах зоны их влияния. Хотя вот в таком месте, как это, Кэлен вполне разделяла их беспокойство.
Все три сестры большую часть дня молчали и говорили лишь по необходимости. У Кэлен все еще пульсировала боль в плече, со стороны спины, в том месте, куда сестра Улисия внезапно ударила ее. Это не было наказанием за какой-то проступок – реальный или вмененный, – а скорее суровым предупреждением: не быть источником каких-либо неприятностей. Временами сестры стремились выразить свое превосходство над другими – хотя бы демонстрацией того, что могли наносить оскорбления Кэлен просто исходя из своих желаний. Она уже приучилась к тому, что не следует показывать сестрам, что она думает об их обращении с ней. Она прятала подальше свою гордость и мысли и просто говорила: «Да, сестра».