Крах Римской Империи, восстание индейцев 1881 года, вторжение Гитлера в Польшу и, наконец, мир сильного ветра

1986

Перевод с японского: Андрей Замилов

(1) Крах Римской Империи

Я обратил внимание на первый порыв ветра в воскресенье после обеда. Если быть точным, в 14:07.

В это время я, как обычно, — в общем, как это делаю регулярно по воскресеньям после обеда — сидел за столом на кухне и под звуки спокойной музыки записывал в дневник события прошедшей недели. Я каждый день делаю краткие записи, а по воскресеньям превращаю их в нормальный текст.

Как раз покончив с событиями трёх дней вплоть до вторника, я обратил внимание на резкий порыв ветра за окном. Я отложил дневник, надел на ручку колпачок и вышел на веранду снять высохшее бельё. Оно, сухо хлопая, развевалось в пространстве будто надорванный хвост кометы.

Тем временем ветер незаметно усиливался. Это к тому, что утром, — а если быть точным, в 10:48 — когда я вывешивал бельё на веранду, не было ни единого дуновения. На этот счёт у меня крепкая — как крышка домны — и отчётливая память. Я даже подумал тогда: "Ветра нет, может, и прищепки не нужны?"

И в самом деле — ни дуновения!…

…Я ловко сложил бельё в стопку и плотно закрыл все окна в квартире. Шум ветра стал почти не слышен. За окном, подобно страдающей от зуда собаке, беззвучно выгибались деревья — каштаны и гималайские кедры. Обрывки облаков, сродни шпионам с колючими глазами, наперегонки убегали с неба. На веранде дома напротив несколько сохнущих маек по-сиротски обвились вокруг верёвки, словно цепляясь за неё всеми своими волокнами.

"Чем не буря?!"

Я подозрительно раскрыл газету, — на карте прогноза погоды значка тайфуна нигде не было. Вероятность осадков оценивалась в 0 %. Судя по этой карте, воскресенье обещало быть мирным, как Римская империя в период своего расцвета.

Сделав вдох на 30 %, я закрыл газету и разложил бельё по полкам. Затем налил себе кофе и под продолжающуюся музыку опять взялся за дневник.

В четверг я переспал с подругой. Она любит заниматься сексом с завязанными глазами, поэтому всегда носит при себе наглазную повязку из комплекта для сна в самолёте.

Нельзя сказать, чтобы мне это как-то нравилось. Просто, она казалась хорошенькой в этой самой повязке, и я не возражал. В конце концов, каждый сходит с ума по-своему.

Я вывел на странице за четверг: "Принцип ведения дневника — 80 % фактов и 20 % самоанализа".

^{В пятницу} случайно встретился на Гиндзе[5] со старым приятелем. На нём был галстук со странным рисунком: на ткани в полоску бесчисленные номера телефонов…

И в этот момент зазвонил телефон.

(2) Восстание индейцев 1881 года

Когда раздался звонок телефона, часы показывали 14:36. "Наверное, от неё" — ну, то есть, от моей подруги с повязкой для глаз, — подумал я. Мы договорились встретиться в воскресенье у меня дома, а перед приходом она обычно звонила. Ещё она должна была купить продукты: в этот день мы собирались сварить суп из устриц.

Как бы там ни было, в 14:36 раздался звонок. Дневник безупречен даже в плане хронологии, — около телефона стоит будильник, и я при каждом звонке смотрю, который час.

Однако из трубки раздавались лишь звуки резких порывов ветра.

"Ву-у-у-у ву-у-у-у", — свирепствовал в трубке ветер, как индейцы во время всеобщего восстания 1881 года. Они поджигали хижины колонистов, обрывали провода связи и грабили мелочные лавки.

"Алло!" — сказал я в трубку, однако голос поглотили бурные волны исторических событий.

"Алло!" — крикнул я громко, но — тщетно.

Я прислушался и где-то между порывами ветра еле расслышал женский голос. Хотя, может, это просто обман слуха. Во всяком случае, порывы ветра были чересчур резкими, и, похоже, поголовье буйволов непомерно сократилось.

Некоторое время я молча стоял, приложив к трубке ухо. Да так сильно, что казалось, оно прилипло и уже никогда не отстанет. Однако спустя 15–20 секунд словно на крайнем пределе спазма… будто обрывается нить жизни… "Пон!" — повисла трубка, — "пи-пи-пи…"

  22