очень нудно 
9 
Он взялся за рычаги. Он включил двигатель.
- Попробуем еще одно развлечение? Еще одно приключение?
- Попробуем!
И машина рванулась вперед.
Почти сразу же она развила скорость сто шестьдесят километров, потом двести сорок.
Почти сразу появилась встречная машина.
- Смерть, - сказал поэт. - Видно, ты всегда здесь? Ты всегда поблизости? Можешь, ты рыщешь здесь в поисках добычи? Посмотрим, какова ты.
Машины быстро сближались. Он свернул на другую сторону шоссе. То же самое сделал другой автомобиль, мчась навстречу гибели.
- Ага, я вижу. Хорошо. Теперь так, - произнес поэт. Щелкнул переключателем и прибавил скорость.
За несколько секунд до столкновения обе машины видоизменились. Пробиваясь через призрачную завесу, они превратились во взлетающие реактивные самолеты. Грохоча, они извергали пламя, рассекали воздух, раздались оглушительные хлопки, отмечавшие прохождение звукового барьера, и затем мощнейший взрыв - они столкнулись, как две летящие пули, слились в единое целое, перемешались, и кровь и разум стали едиными, и наступила вечная ночь, и они рухнули в спокойную, загадочную тьму.
- Я мертв, - вновь подумал он.
- И, слава Богу, это прекрасно.
Он очнулся и ощутил улыбку на своем лице. Он сидел в машине.
- Дважды мертв, - размышлял он, - и с каждым разом это все приятнее. Почему? Интересно, правда? Очень любопытно. Более чем странно.
Он снова включил двигатель.
- Что на этот раз? Может, локомотив? Как насчет допотопного огромного черного паровоза-кукушки?
Теперь он был машинистом, ведущим поезд. Мелькало небо и на телеэкранах - или что это было? - быстро сменяли друг друга клубящийся дым, окутанный паром паровоз, гигантские скрежещущие колеса на колее, и вдалеке дорога, идущая через горы, и показавшийся вдали второй паровоз, черный как бык, изрыгающий дым, движущийся по тем же двум рельсам, по той же колее, направляющийся навстречу невиданному крушению.
- Я понимаю, - задумчиво протянул поэт. - Я начинаю понимать, что это такое и для чего это нужно; это нужно для таких, как я, несчастных, неприкаянных идиотов, запутавшихся и отчаявшихся, брошенных матерями сразу же после родов, обвиняемых во всех смертных грехах и сходящих с ума от желания умереть, им все время причиняют боль, вся душа в шрамах, постоянное недовольство жены, но одно очевидно - мы хотим умереть, мы хотим, чтобы нас убили; вот для чего это нужно, быстрое и удобное исполнение желания. Так исполни его, машина, помоги мне, прекрасное, замечательное создание. Возьми меня, смерть! Я тот, кто тебе нужен.
И два локомотива столкнулись и поползли друг на друга. Они устремились вверх по черной лестнице взрыва, соединившись ведущими валами, лоснящимися черными утробами и паровыми котлами, и с грохотом закружились они в ночи среди бури осколков и огня. Два локомотива в нелепом, зловещем танце, охваченные и расплавляемые яростью и страстью, сделали чудовищный реверанс и полетели вниз, и бесконечно долго падали они на дно скалистого ущелья.
Поэт пришел в себя и тут же схватился за рычаги. Ошеломленный, он что-то тихо мурлыкал себе под нос. Он напевал что-то непонятное. Глаза его сияли. Сердце быстро колотилось.
- Еще, еще, теперь я понимаю, я знаю, что надо делать, пожалуйста, еще, еще. О, Боже, еще, только истина сделает меня свободным, еще!
Он нажал на три, четыре, пять педалей.
Он щелкнул шестью переключателями.
Машина превратилась в нечто среднее между автомобилем, реактивным самолетом, локомотивом, планером и ракетой.
Она мчалась, выпускала пар, грохотала, парила, летела. Навстречу устремлялись машины. Появлялись неясные очертания локомотивов. Шли на таран реактивные самолеты. С ревом неслись ракеты.
И за три часа этого шумного веселья разбились вдребезги двести машин, столкнулись двадцать поездов, разлетелись на куски десять планеров, взорвались сорок ракет, и он отдал свою грешную душу на этом празднике независимости от смерти, как межпланетный корабль, летящий со скоростью триста двадцать тысяч километров в час, врезающийся в железный метеорит и в фейерверке искр отправляющийся в ад.
В общей сложности за этот небольшой промежуток времени он умирал и оживал, должно быть, немногим менее пятисот раз.
Когда все закончилось, он по-прежнему сидел в машине, руки не касались руля, ноги - педалей.
Просидев так с полчаса, он начал смеяться. Откинув голову, он издавал боевые кличи. Затем вылез из машины,
9 
