ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Возвращение пираньи

Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... >>>>>

Жажда золота

Неплохое приключение, сами персонажи и тема. Кровожадность отрицательного героя была страшноватая. Не понравились... >>>>>

Женщина на заказ

Мрачноватая книга..наверное, из-за таких ужасных смертей и ужасных людишек. Сюжет, вроде, и приключенческий,... >>>>>

Жестокий и нежный

Конечно, из области фантастики такие знакомства. Герои неплохие, но невозможно упрямые. Хоть, и читается легко,... >>>>>

Обрученная во сне

очень нудно >>>>>




  14  

– Ох, как колено крутит! – жаловалась она. – Прям на куски рассыпается костяшка собачья! И чего я, дура старая, на эту табуретку полезла? Да чтоб у него руки отгнили, кто ее делал! Чтоб у него глаза, у живого, сварились! Чтоб его бабушка гроб прогрызла!

Историю про табуретку Надя слышала раз триста. Много лет назад Суповне понадобилось что-то достать, и она встала на табуретку, не проверив, как обычно, все ножки. Одна из ножек подломилась, и, падая, Суповна ударилась коленом. Обошлось без перелома, но ушиб был сильный, и с тех пор Суповну временами начинали преследовать сильные боли. Она обкручивала колено бинтами и по три-четыре дня ходила с прямой ногой, ругая всех на свете.

Надя торопливо прошмыгнула мимо Суповны. На кухне у Нади был собственный трудовой закуток между громадным промышленным холодильником и окном. На окне пылал зимний цветок цикламен и стопкой лежали бумажки, на которые Надя даже смотреть боялась. Кулинарных книг Суповна не признавала, а рецепты выписывала крупным почерком на вырванных страницах и на полях газет. За десятки лет таких обрывков накопилось многие тысячи, и громоздились они бестолковыми пыльными стопками. Суповна никогда не могла ничего найти и устраивала жуткий ор.

Резать капусту было скучно. Еще тоскливее было поворачивать голову и видеть слева от себя двадцать кочанов, ожидающих своей очереди. Поэтому Надя предпочитала смотреть не на кочаны, а на куклу Жомочку, которой она несколькими ударами острого ножа вытесала в кочане капусты кресло.

Жомочка сидела, сложив на коленях фарфоровые ручки, и смотрела на Надю наивными васильковыми глазами.

– Ты представляешь, Суповна вяжет Кавалерии носки и называет ее просто «Валерочка»! Это ее-то! А Макар прет все, что плохо лежит! Сосиски из холодильника прямо на глазах уволок, я Кавалерии сказала, а она только плечиками так сделала: мол, приятного аппетита! Любит сложненьких, а на нормальных ей плевать! «Котел как грязный увидит – морщится!» – с негодованием сказала Надя кукле. Куколка Жомочка ничего не ответила, но Надя ощутила ее поощрение и участие.

«Не то что всякие прочие, которым что ни говоришь, они только морщатся и перебивают!» – невольно подумала она.

– А Фредка-то! Случайно узнала! Сама себе посылает эсэмэски: «Ты мне нужна!» И она же когда-то подписывалась на рассылки новостей в Интернете, чтобы хоть кто-то присылал ей письма! А еще корчит из себя, понимаешь!

Рот у куколки Жомочки был приоткрыт, а глаза распахнуты в поощряющем изумлении. Прямо душу грело такое внимание. «Да ты что!» – словно говорила Жомочка. Не собеседник, а воплощение мечты о собеседнике.

Глава 6

Шныровский сейф

Когда мне плохо, я теряю способность видеть ситуацию со стороны и рассуждать здраво. Мне представляется, что никто больше такой боли не испытывал, никого не окружали такие сволочи и ни у кого не было таких мучений. Чужие страдания кажутся мелкими, даже если разумом я понимаю, что у меня просто заноза в пальце, а у другого всю руку снесло. Но это же МОЙ палец и МОЯ заноза!

И еще: если попускаешь себе какую-то мелочь на чуть-чуть (например, чуть-чуть покричать или пожалеть себя) – всегда прорывается много.

Из дневника невернувшегося шныра

Кавалерия никогда не плачет. Она старается всегда быть занятой. Когда ты занят, у тебя нет времени думать о себе и ковыряться в своих вавках. И тогда годы становятся бессильными. Кого могут испугать седые волосы, когда последний раз в зеркало ты смотрелся мимоходом, спускаясь в лифте торгового центра, а потом еще подумал: «А! Так это же я! А я думаю: кто тут стоит?» Хуже всего ночью. Причем не всякой ночью, а спокойной, когда не болеют лошади в пегасне, когда все мирно и тихо. Когда ветер блуждает в соснах, на ели раскачиваются неснятые новогодние игрушки, а березовая ветка стучит в стекло, будто кто-то пришел. Вот и сегодня такая ночь. Кавалерия сидит за столом и рисует на бумаге линии и круги, которые ничего не означают. Память пролистывает свой альбом.

Калерии – тридцать пять. Ее сыну Руслану – тринадцать. На два года младше самого юного из сегодняшних шныров. Вместе они сидят за столом и смотрят, как по нему ползет крупная золотая пчела. На секунду останавливается у капли воды, соображая, с какой стороны ее огибать, а потом ползет прямо через каплю. Брюшко размазывает воду по полировке, оставляя тонкий след, похожий на нить паутины.

  14