Последние отзывы

  75  

Сначала они старались перекричать друг друга, но постепенно перешли почти на шепот.

И, еле слышно, но совершенно отчетливо, Натаниель произнес:

— Ты увидел в глазах своей матери не гордость за тебя. Ты увидел нежность.

Тан-гиль онемел. Уставившись на Натаниеля, он разинул рот так, что виден стал его черный омерзительный язык. И пока до него доходило, что к чему, Натаниель сказал:

— Я знаю, чего не хватало в твоем колдовском зелье. У тебя не было никакой защиты против любви!

Запрокинув голову, Тан-гиль заорал в яростном бессилии, обращая свои вопли к небесам. Но Натаниель словно и не слышал его душераздирающих криков.

— Успокойся, — холодно произнес он. — Чего ты так испугался? Уж не думаешь ли ты, что я намерен любить тебя? Отвращение — слишком слабое слово для выражение тех чувств, которые я испытываю к тебе. И я не понимаю, почему они выбрали меня…

Перестав орать, Тенгель Злой уставился на Натаниеля своими серо-желтыми, горящими глазами. Он попытался швырнуть молнию в Избранного, но у него ничего не получилось.

«Он ослабел, — изумленно подумал Натаниель. — Ослабел, услышав простые слова о нежности его матери по отношению к нему!

Как же он, должно быть, меня теперь ненавидит!

Я должен продолжать, невзирая ни на что, даже если я и не испытываю к нему никакого сочувствия — да, на это я не способен, и нашим предкам это должно было быть известно!»

— Твоя мать любила тебя, — сказал он, желая тем самым спровоцировать Тан-гиля на дальнейшие уступки.

— Вовсе нет, — пропищал Тан-гиль неожиданно тонким голосом. — Она ненавидела меня, она ежедневно била меня, пинала ногами.

Натаниель почувствовал что-то вроде сострадания к ребенку Тан-гилю.

— Бедный маленький мальчик… — вырвалось у него.

Действие его слов оказалось совершенно неожиданным. Тан-гиль скрючился, он хватал ртом воздух, как при удушье, и если бы собаки не держали его за обе руки, он наверняка повалился бы на землю.

— Бедный маленький мальчик, — тут же повторил Натаниель, но за словами его не скрывалось больше никакого чувства, никакого сострадания, поэтому никакого действия не последовало.

Тенгель Злой снова выпрямился. Его темно-серое лицо заметно побледнело, но во всем его облике чувствовалось прежнее превосходство.

Поняв, что миг истины миновал, Натаниель сказал:

— Я ничего не понимаю! Ведь должен же ты был встречать любовь в своей ничтожной жизни! Ведь ты был когда-то молодым и красивым, и женщины должны были любить тебя!

Тан-гилю ненавистно было само упоминание о любви, и он в ярости воскликнул:

— Они вовсе не любили меня, понимаешь ты это, идиот? Они попросту вожделели ко мне, а это не имеет никакого отношения к любви. Если среди них попадались сентиментальные дуры, я тот час же убивал их. Нет, никто никогда не любил меня, об этом я позаботился. Насилие, удары, пинки — вот что получали от меня те женщины, с которыми я пожелал лечь. И так было всегда — от самой первой и до самой последней. Я никому не позволял влюбляться в меня, разве что в мою прекрасную внешность, да и то на несколько секунд. Я сильный, несгибаемо сильный, и холодный, как лед, запомни это, жалкий выродок!

Холодный? Да. Но сильный… Теперь уже не такой сильный. Натаниель видел множество признаков того, что сопротивление Тан-гиля падает. Изменения были пока не слишком большие, но симптомы уже появились.

— И все-таки мне непонятно… — размышлял вслух Натаниель. — Это колдовское зелье… Мандрагора не могла бы отвратить тебя от любви, наоборот! Ведь мандрагора несет в себе добро.

— Мандрагора — это зло.

— Чепуха! Все за висит от ее хозяина. А та мандрагора была особенной, тебе это известно. Она была самой первой, она была сотворена в Садах Эдема для того, чтобы стать первым человеком.

— Те двое, что зачали меня, вряд ли знали об этом, — отрезал Тан-гиль. — Они считали, что это корень зла, и отсутствие этого корня в колдовском зелье стоило мне вечных тревог.

— Ты не чувствовал бы себя увереннее, если бы даже мандрагора была добавлена в зелье.

— Хватит болтать! Дай мне добраться до кувшина! Натаниель глубоко вздохнул. Он продолжал размышлять.

«Молнии Тан-гиля больше не достают до меня, они потеряли свою силу. Я подозреваю также, что и ядовитое облако уже не столь опасно. Я знаю, что не смогу ослабить его еще больше, потому что я не чувствую сострадания к нему, и моя внезапная жалость к ребенку вряд ли повторится.

  75