Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
38 
— Это замечательно, может быть, тебе сейчас это и нужно. Но тогда что же тебя тревожит?
— Я… я… знаю, что происходит.
— Что же?
— То, что и прошлый раз. Я это вижу, я не хочу больше в этом участвовать!
Последние слова она почти выкрикнула.
— Ну-ну, успокойся, — сказал доктор, прикрывая ей ладонями глаза, чтобы она не проснулась. — А теперь рассказывай!
Тува покорно вздохнула и заговорила усталым безучастным голосом:
— Я только что родилась. Моя мать… умирает. Я на руках у какой-то женщины. Она… говорит по-шведски. Называет меня обменышем.
И тут Тува снова вскрикнула.
— Нет! Она же меня душит, нет, нет, я хочу жить, я…
— Ну-ну, спокойней, спокойней!
Тува расслабилась. Черты ее лица стали мягче.
— Ты сейчас обрела покой, — с пониманием произнес доктор.
— Да. Вокруг меня свет. Я в другом мире.
— Как в этот раз звали твою мать? Тува призадумалась.
— Кайса. Кайса из Варгабю. Это тоже наша прародительница. Ее мужа звали Хавгрим. Или Кристер Грип из рода Людей Льда.
— Нет, это никудане годится, — нетерпеливо произнес доктор. — Ты не можешь все время оставаться в пределах своего рода! Ты меня не обманываешь?
— Нет, — тихо ответила Тува. — Иначе бы я сказала. Как в самом начале, когда я поняла, что все выдумала. А сейчас я ничего не выдумываю. Все это страшно утомительно. Я так устала…
Сёренсен вздохнул.
— Ты в состоянии вернуться еще дальше?
— Да-да.
— Давай! XVII век. Ты что-нибудь сейчас чувствуешь? Скажем, 1690 год.
Тува подождала.
— Нет, — начала она медленно и неуверенно. — Вокруг меня все та же светлая атмосфера, или как это называется — то, что разделяет смерть и новую жизнь.
— Отлично! Что ты видишь?
— Вижу… янтарный свет. Ощущаю покой. Здесь прекрасно.
— Мы идем дальше назад. 1650 год. Что-нибудь изменилось?
Она задохнулась.
— Да! О, нет! Только не это! Я не хочу больше, сколько же можно!
— Ты хочешь сказать, что ты снова мертворожденный ребенок? — Доктор не верил своим ушам.
— Да, черт возьми! То есть я только что родилась. Но я… я не дышу! Они не дают мне жить, они ничего не делают, чтобы помочь мне, помоги, я же умираю!
— Ну, ну, успокойся, все идет хорошо. Не надо сопротивляться!
Тува билась, как если бы ей зажали рот пластиковым пакетом, она полузадушенно вскрикивала… Наконец она отдышалась.
— Ты сейчас в «другом мире»?
— Да. После смерти. До жизни.
— Хочешь, чтобы мы сделали перерыв?
— Да, пожалуйста.
Когда Тува вернулась в настоящее и несколько оправилась после последнего потрясения, доктор сказал:
— По-видимому, мне нет нужды спрашивать, побывала ли ты снова в своем роду.
— Да, — угрюмо ответила Тува.
— Тебе известно, кто были эти люди?
— Конечно. Мою мать звали Габриэлла, отца — Калеб. А моя прабабка по матери Лив и ее брат Аре решили, что меня нельзя оставлять в живых.
Доктор медленно заломил руки и стал их разглядывать.
— Откуда тебе столько известно о своих предках? — сказал он. — Это же произошло в XVII веке!
— Мы наизусть знаем всю нашу родословную, и у нас очень развито чувство родства. Ну а то, что мне были известны их имена, — в этом, наверное, нет ничего странного. Разве во время подобных сеансов такого не бывает?
— Конечно, бывает! Странно только, что ты знала, что они твои предки.
Тува ощущала смертельную усталость. Она была даже не в состоянии подняться с дивана, кроме того, под одеялом ей было так уютно. Доктор встал.
— Ничего не понимаю, — сказал он растерянно. — Такого на моей памяти еще не было. Хотя я вижу, ты не симулируешь.
— Еще чего не хватало, — вспылила Тува. — Однако с меня довольно! Ведь это появляются, один за другим, проклятые мертворожденные из моего рода. Такие же страшилища, как и я. Иногда я думаю, лучше бы мне вовсе не родиться на свет.
— Тебе не следует так говорить!
— А как по-вашему, легко мне жить, имея такую внешность? — пробормотала она. Доктор умолк.
— Ну что же, мне надо собираться домой, — заключила Тува. — Я совсем по-другому представляла себе путешествие в прошлое.
Доктор стоял, повернувшись лицом к окну.
38 
