очень нудно 
37 
— Ну? — уже нетерпеливое.
Я очень четко вижу обращенные к Сергею лица, все до единого: внимательные глаза, полуоткрытые рты, протянутые микрофоны и диктофоны. И еще слышу тишину — не бывает такой, когда в одной комнате одновременно находится несколько десятков человек.
Главный Оракул поднимает голову. Голос его, как всегда, негромок, но и этот голос ударяет по нервам:
— Пропасть ждет, улыбается пламенной пастью. Пламя лижет канат, на котором танцуешь. Канат выгорает. Шаг — туда — без надежды. Возврата.
Пауза. Обычно звучный голос Президента сейчас тих и неприятен — ножом по стеклу:
— И что это значит, господин Главный Оракул? Это значит…
— Не-е-ет! — ликующе вопит кто-то из журналистов, и все словно просыпаются — шум, вспышки, толкотня. Не обращая внимания на этот бардак, Президент шагает вперед, к своему Оракулу. Кажется, он готов его ударить — часть журналистов кидается чуть ли не на колени, чтобы заснять историческую бойню. Но Президент говорит только:
— Вот так, мальчик. Ты только что просрал свою карьеру.
Ей-богу, он говорит именно это, и несколько десятков газетчиков и телевизионщиков записывает и снимает его слова.
Как и ответ Сергея:
— Вы тоже, господин Президент.
Президент поворачивается и скрывается в толпе, распихивая ее с помощью локтей и охраны. Стая журналистов налетает на Бреля, тот отшатывается — то ли с непривычки, то ли от того что у него кружится голова. Прислоняется к постаменту, скрещивает на груди руки. И молчит. Вопросы отскакивают от него, как пули от бронированного автомобиля. Если и остаются следы-ссадины, их пока не видно.
— Как вы прокомментируете слова Президента?
— Значит ли это, что он ждал от вас определенного пророчества?
— Связано ли ваше опоздание с перестрелкой и столкнувшимися машинами в районе Старой площади?
— Там погиб ваш личный телохранитель?
— Почему вы работали такую молодую и наверняка неопытную пифию?
Кое-кто прорывается и ко мне, но я даже не пытаюсь вникать в вопросы. Крою их киношной фразой:
— Никаких комментариев!
Сползаю и присоединяюсь к своему оракулу — недолго же он им пробыл! Брель смотрит сквозь ресницы и вновь закрывает глаза. Кажется, его тошнит. Надеюсь, все-таки от сотрясения мозга, а не от меня. Мало помалу журналисты, поняв, что здесь им ничего не светит, переключается на остальных. Юлька сидит, точно королева и, сияя, отвечает на вопросы: как она, такая юная… Вот не подозревала, что в ней столько артистизма! Или просто его негде было раньше проявить?
К нам проталкивается Матвей, хватает и трясет руку Бреля.
— Ох! — говорит тот, вырывает руку и с гримасой ее убаюкивает.
— Ну ты и… молодчага! — говорит наш школьный оракул, щерясь во весь неполнозубый рот. — Что там случилось? Кто вас так уделал? Сорока, ты-то как, все кости целые?
Я пожимаю плечами, подтягиваюсь и усаживаюсь на постаменте. Только в таком положении из-под длинного подола видны мои кроссовки.
Охрана выпроваживает ненасытных журналистов; пифии и оракулы, негромко переговариваясь, собираются кучками. К нам никто не подходит, но и расходиться не торопятся. Все смотрят на нас и ждут слова Главного Оракула.
Ну, он и говорит его — почти весело:
— Всем спасибо, все свободны!
Предсказатели практически безмолвно тянутся к выходу. Совсем не то они хотели услышать…
— Да, и похоже, навсегда свободны! Не так ли, господин Главный Оракул?
Я по привычке вжимаю голову в плечи. Мадам останавливается перед нами. Она даже не смотрит в мою сторону — только с насмешкой и неприязнью на Сергея.
— И такое возможно, госпожа директриса, — учтиво говорит тот.
Мадам вздергивает бровь:
— Что, одна маленькая неопытная девочка оказалась вам не по зубам?
Брель ведет плечом и морщится — то ли от боли, то ли от отвращения.
— Можете гордиться своей ученицей!
Гордиться! Я еще сильнее втягиваю голову. Одна маленькая неопытная девочка разрушила то, что Главная всю жизнь создавала. Если она меня захочет убить, я даже не буду сопротивляться.
Но Мадам меня просто не замечает, поворачивается к выходу. Так и уйдет сейчас…
Я слышу знакомый голос:
— Боже мой, ничего не получилось, да?
— Лиза! — восклицает Мадам. — Ты как здесь?
Елизавета стоит перед ней, тиская в руках платок. Глаза ее полны слез:
37 
