Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
45 
— Виллему…
В его голосе слышалась настойчивость.
— Нет, не нужно, Доминик. В другой раз.
— В другой раз? — невольно вырвалось у него, — Виллему, тебе не кажется, что…
У нее был вид покинутого всеми ребенка.
— Да, я знаю, но мы должны надеяться, не так ли? Надеяться на то, что у нас впереди будущее.
Доминик вынужден был согласиться.
— Извини, — прошептал он. — Извини, любимая!
Она глубоко вздохнула, пытаясь прогнать неприятные мысли, потом нервно рассмеялась.
— Доминик, я… я была так глупа, читая твое дружеское письмо. В нем было нечто такое, что крепко засело мне в голову и ужасно меня расстроило.
Он сдвинул брови.
— Что же это было? Что я такое написал?
— Ты написал, что понимаешь, что значит потерять любимого человека. Ты написал, что сам пережил это. И я, в некотором смысле…
Доминик улыбнулся.
— Ревновала?
— Что-то в этом роде. Во всяком случае, мне это не понравилось.
— Маленькая, глупая Виллему, — печально произнес он. — Ты не поняла, что я имел в виду?
— Нет.
— Так ведь это тебя я потерял!
— Меня? — не понимая, в чем дело, спросила она.
— Когда ты ушла к нему. В тот раз я подумал, что моя жизнь кончена. Ты не замечала, что я рядом. Я же хотел пожертвовать ради тебя всей своей жизнью! Это была моя самая печальная осень, Виллему!
— Ах, Доминик, — вздохнула она, — если бы ты только сказал тогда об этом!
— Тебе? Ты бы влепила мне пощечину!
Она задумалась.
— Влепила бы? Не думаю. Меня просто ослепил этот шалопай, у меня были совершенно превратные представления о его характере. Но если бы я знала, что ты… интересуешься мной… тогда многое сегодня было бы совершенно иным.
— И не нужно было бы копаться во всем этом, не так ли? Можно раскаиваться во всем, но раскаяние не повернет время вспять.
— Да, ты прав. Нам нужно смотреть в будущее.
Опять она за свое! Какое будущее их ожидает? Виллему безнадежно опустила голову.
Доминика охватил страх: вокруг было слишком уж тихо.
Что еще задумали их враги?
9
Воллерский помещик тяжело шагал по своему большому, мрачному дому. Его шаги были медленные, как у человека, перенесшего большие испытания и потерпевшего поражение. В последнее время он все чаще и чаще заходил в западную часть дома, где жила его дочь. Да, у Воллера была еще и дочь, но она в расчет не принималась.
Да и стоило ли с ней считать! Насмерть запуганная своим отцом, пустоголовая, не способная ни к какой работе по дому. Но, вопреки всему, она была человеком, о чем он часто забывал.
Она вышла замуж за соседского сына, и оба считали, что должны получить в наследство поместье Воллера, после того, как Монс Воллер погиб такой жестокой, но почетной смертью. Когда зять находился на отдаленном горном пастбище, на него свалился камень, и он погиб. После него остался наследник: вскоре после его смерти дочь Воллера родила мальчика. И этот ребенок стал единственным утешением для воллерского помещика. Годовалый мальчик жил теперь вместе со своей запуганной матерью в западном крыле усадьбы. Дочь ничего не значила для помещика, тогда как внук был всем. Не то, чтобы он хотел или был способен ухаживать за ним — просто он видел в нем наследника.
И этот наследник теперь умирал.
Никто не знал, что у него за болезнь. Он был тщедушным, бледным и слабым, отказывался от еды, постоянно плакал. Он лежал посреди роскошной постели, маленький и истощенный, глядя на всех своими большими, испуганными глазами.
Воллер без стука вошел в комнату. Дочь вскочила со стула и склонилась перед ним. Даже не взглянув на нее, он подошел к внуку, маленькому Эрлингу, пристально посмотрел на него.
Рот мальчика искривился: он боялся этого огромного человека, называемого дедом.
— Только бы он выздоровел, — пробормотал Воллер и вышел из комнаты, хлопнув дверью.
В гостиной он сел на свой обтянутый кожей стул и задумался. Ему было не до еды, его целиком поглощали тягостные мысли. Вошли двое людей, выполнявших его и судейское поручение, остановились в дверях. Их приход напомнил воллерскому помещику о Виллему и об амбаре. «У этих Людей Льда есть все, — раздраженно подумал он. — Они плодятся, как кролики, их ничем не истребишь. Тогда как я потерял все, что имел. Теперь они объединились с моими главными врагами из Свартскугена. Но меня им не поставить на колени! Перевес на моей стороне. В моих руках находится та, что разрушила мою жизнь, убила моего сына. И еще один из них сидит у меня под охраной. Я всех их переловлю, одного за другим…»
45 
