Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
39 
— Да, да, — горячо воскликнула она. — Но теперь на это нет времени. Ах, Томас!
— Ты могла бы написать мне? Я ни разу в жизни не получал писем.
— Ты умеешь читать? — подозрительно спросила она.
— Нет, я никогда не учился ни читать, ни писать, — огорченно признался он. — Я знаю только ноты, но это здесь вряд ли поможет.
Тула засмеялась.
— Нет, я не думаю, что смогу изъясняться нотами. А в последнее время я вообще плохо отношусь к ним.
Томас удивленно посмотрел на нее, но она непринужденно добавила:
— За тобой будут ухаживать. Так значит, ты всерьез принимаешь мою угрозу — что я как-нибудь приду к тебе?
— Это вовсе не угроза, — ответил он, — это обещание.
Теперь все казалось ему светлым, чудесным, безоблачным. К тому же теперь у него была чистая постель и теплая еда. Материальная сторона жизни вовсе не стоит того, чтобы ее презирали, в особенности те, у кого ранима душа.
— И когда ты придешь, Тула, — продолжал он, — мы поговорим обо всем, и ты не должна печалиться. Мне хотелось бы узнать о тебе все!
— Пусть это поможет тебе и утешит, — сказала она еле слышно, почти про себя. Она вовсе не собиралась рассказывать ему о себе все! О том, что в прошлый раз, когда ей было пятнадцать, ее привлекало его тело. О своих прошлых похождениях…
И, сама не замечая этого, она произнесла вслух:
— Это все равно, что наступить на иголку, ворошить пережитое.
Заметив его удивленный взгляд, Тула сказала с нервозной улыбкой:
— Ты слишком хорош, чтобы тебе в лицо бросали такое!
Пожав его руку, она вышла из комнаты, ощущая комок в горле.
И прикосновение к его небритой щеке надолго осталось в ее памяти.
8
На этот раз они без труда пересекли границу Норвегии. Страна больше не принадлежала датчанам, заключив союз со Швецией. Общего короля звали Карл, но настоящим правителем был кронпринц Карл Юхан, или Жан-Батист Бернадотт, как его правильно звали. И норвежский народ, как обычно, чувствовал себя игрушкой в руках власть имущих. Многие задавались вопросом, почему бы им не иметь собственного короля, неужели так необходимо обращаться за этим к шведам? И к тому же обеими странами правил теперь иностранец.
Но простые люди мало что понимали в происходящем. Они молча принимали все.
Зато теперь Норвегия получила собственную конституцию, подобную перу на шляпе, и все с почтением произносили имя Эйдсволда. Хотя у многих возникал вопрос: что в этом было, собственно, замечательного? Во многие уголки страны новости доходили с большим опозданием. Обедневшие крестьяне и нищие собирались кучками на улицах и утешали себя тем, что расквитались, наконец, с датчанами.
Выглянув из окна кареты, Тула воскликнула:
— Значит, это и есть Норвегия! Извините за непочтительность, но я не вижу тут никакой разницы!
— Это Эстфольд, мой друг, — сказала с улыбкой Винга, — и пейзаж здесь в точности напоминает шведский. Но уже видны норвежские горы. Ты бывала когда-нибудь в горах?
— Нет, никогда. Я едва помню округ Гростенсхольм, я была тогда совсем маленькой. Мама и дедушка говорили о норвежских горах с почтительным страхом. Они помнят о долине Людей Льда.
«А что если действительно отправиться туда», — подумала она, но вслух сказать об этом не решилась. У них не должно было возникнуть никаких подозрений в том, что она «меченая».
— Мы должны посетить долину Людей Льда, — сказал Хейке, повторяя, словно эхо, ее мысли. — Нам нужно что-то делать с Тенгелем Злым и его зарытым в землю котелком. Мы больше не можем терпеть все это, не можем жить в постоянном страхе. История с флейтой просто потрясла нас всех!
— Но мы не те люди, которым следует искать эту долину, — сказала Винга.
— Да. Жаль, что среди нас нет того, кто мог бы всерьез вступить в борьбу с Тенгелем Злым. Тула тут же навострила уши.
— Да, человека, обладающего куда большими сверхъестественными способностями, чем все остальные, — сказала Винга. — Знаешь, Хейке, иногда мне кажется, что это ты.
— Я? Посмотрела бы ты, какой жалкой фигурой я был в доме Гуниллы и Эрланда! Все наши предки вынуждены были защищать меня и Тулу, и я лежал на полу, словно мокрая варежка.
— Значит, это не ты, — улыбнулась Винга. — Я только рада этому.
39 
