Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
16 
— Эта мне нравится больше, — сказала она, выдувая из инструмента резкий звук. Было ясно, что она не имеет понятия об игре на флейте.
Почувствовав зуд в пальцах, она невольно потянулась на другой конец полки. Там, прямо на полу, стояла небольшая ваза или подставка с двумя наполовину готовыми флейтами.
— Эти тоже продаются? — спросила она.
— Нет, одна еще не готова, а другую я уже закончил, да, ту, которую ты сейчас взяла. Но на ней невозможно играть.
— Почему же? — спросила она и невольно положила ее обратно.
— Просто у меня ничего не получилось. Я расположил дырочки не так, как нужно, и звук получился никуда не годным.
Он был явно пристыжен и смущен.
Глядя на испорченную флейту, Тула все еще держала в руке ту, на которой пробовала до этого играть. И тут как раз часы на башне кафедрального собора пробили два удара.
Она вскочила.
— Ах, я должна уже быть возле повозки!
Быстро взглянув еще раз на испорченную флейту в вазе, она все же решила купить ту, что держала в руке.
— Я беру эту. Буду упражняться дома. А потом ты сможешь придти и послушать меня на моем первом концерте.
Они оба снова рассмеялись, она заплатила ему и убежала.
Всю дорогу ее не покидало какое-то раздражение, она чувствовала в себе его вибрации.
Родители были удивлены, увидев ее покупку, но им понравилось, что она так интересуется музыкой. Тула упорно упражнялась на флейте до тех пор, пока не выведала у инструмента все его тайны. Так что теперь она могла свободно подбирать мелодии.
Но ее это не удовлетворяло. Недовольство собой делало ее раздражительной. Ночи ее были наполнены непостижимыми снами — хорошими и дурными.
Ей казалось, что два человека сражаются за нее. Нет, не сражаются, это слово было неудачным, они оба хотели ей добра. Оба они любили ее, каждый по-своему. Тула не знала никого, кто любил бы ее. За исключением отца, но это было совсем другое дело. Она знала, что такое отцовская любовь. Во сне же она видела вовсе не отцовскую любовь, а что-то совсем другое…
Чего же хотел от нее тот человек?
Да, так оно и было. Именно это она и должна сделать. И как можно быстрее!
В мыслях ее постоянно присутствовал несчастный юноша из музыкальной мастерской.
Может быть, он тоже думал о ней?
А почему бы и нет? Он так застенчиво смотрел на нее своими печальными глазами. Может быть, он вообще не привык видеть молодых девушек?
Наверняка так оно и было, потому что к нему захаживали только старые скрипачи и другие музыканты. Может быть, Тула была первой девушкой, которую он видел за все эти годы?
Разве его взгляд не скользил по ее телу, когда он думал, что она не видит этого? Да, так оно и было, она вспомнила, как под его взглядом невольно выпрямила спину, так что ее развитая грудь выпятилась вперед.
Бедняга!
Но мысль эта пришлась Туле по вкусу. Поиграть в милосердную самаритянку! Она давно уже не видела мужских штуковин — начиная с той фатальной истории с учителем пения. А ведь когда он ласкал ее — для начала — ей это очень нравилось. Но то, что было потом, показалось ей отвратительным и неприятным.
Но Амалия, которая многому научилась за последние годы, шепотом рассказывала Туле, что первый раз, когда отдаешься мужчине, бывает ужасно плохо, но потом все становится великолепно, как сказала ей кухарка и в чем она сама желает убедиться. И Амалия, хихикая, прошептала, что один мальчик увивается за ней и что, возможно, она позволит ему когда-нибудь заглянуть к ней под юбку.
Выслушав ее, Тула удивленно сказала:
— Ты слишком многого хочешь, Амалия!
И ее подруга почувствовала бесконечную гордость за себя.
Молодой человек из музыкальной мастерской? Наверняка он никогда не заглядывал ни к кому под юбку. Его лицо красноречиво говорило об этом.
Может быть, вся нижняя часть его тела бездействовала?
Тогда он вряд ли смотрел бы с таким интересом на Тулу и так густо краснел.
Интересно было бы узнать…
Амалия утверждала, что кривоногие и калеки имеют свои мужские преимущества — и хихикала, как обычно.
Временами в нижней части тела Тула чувствовала требовательный зуд. Но она не осмеливалась удовлетворить сама себя, считая, что тут может помочь только мужчина.
И она ждала подходящего случая.
Ведь не пойдет же она в мастерскую и не скажет: «Эй, ты, давай…» — и так далее.
16 
