Последние отзывы

  141  

— Не убьют, что ты! Поеду, предупрежу. А ты поспи, поспи хоть часок, горюшко моё. Ведь извёлся совсем за ночь!

Рассвело. Поспела живая вода — закрылись, затянулись на глазах рваные раны, и жар спал.

А дядьке Семёну сколько ни лили на ногу — почти полведра — так и не помогло, так и остался хромым. Видно, много в жизни грешил. Правда, другая хворь, что заводится, когда долго человек сидит или наоборот, тяжёлое поднимает — та напрочь сошла, как и не было. Но о ней старый каторжник господам рассказывать не стал, постыдился.

Армейское начальство обрадовалось сыскным, как дорогим родственникам. Оно ни малейшего представления не имело о том, как следует воевать с бессмертными, и счастливо было, что кто-то другой готов взять эту ответственность на себя. Так что к чёрной горе их доставили в генеральских санях. А розвальни Сеньки Хромого выкатились на большую дорогу, да за лесочком незаметно свернули на Омёт.

…Она вырастала в чистом поле — гладкая как стекло, чёрная и зловещая. Очертаниями своими больше всего напоминала огромную морковь, воткнутую в землю обратным концом. В природе никогда не бывает таких узких и острых гор — они не могут существовать по физическим законам.

— Ох, высоченная! — Удальцев, запрокинув голову, разглядывал чёрную башню на вершине и невольно любовался — была в ней особая, мрачная красота, пугающая и притягивающая одновременно, жаль будет, когда рухнет. — Не представляю, как мы туда заберёмся? — и ответил сам себе. — Верёвка нужна! Если спустить сверху длинную предлинную верёвку…

«Сущее мальчишество! — усмехнулся про себя Листунов. — Верёвки, скалы, приключения…» А вслух сказал.

— Чтобы спустить сверху длинную-предлинную верёвку, надо сначала поднять таковую наверх.

Некоторое время Тит Ардалионович молчал, обдумывая его слова. Потом заговорил, осторожно, но многозначительно косясь на Романа Григорьевича:

— Моя нянька Агафья рассказывала, что ведьмаки умеют оборачиваться не только зверьми, но и птицами…

— А я не умею! — отрезал Ивенский твёрдо. — Хватит с меня и волка. В конце концов, мы в семьдесят четвёртом веке живём, или в княжеской Руси? У военных наверняка найдётся разведывательный аэростат, а ещё лучше дирижабль. А если нет — велим, чтобы обеспечили. Должна же от них быть хоть какая-то польза?

— Замечательно! — совсем по-детски просиял Тит Ардалионович. Конечно, ему было бы очень интересно узнать, сумеет ли его начальник стать птицей, или нет. Однако, полёт на аэростате или, того лучше, дирижабле, обещал стать куда более захватывающим событием.

Листунов же скептически заметил, что нет в этом ровным счётом ничего замечательного, потому что если Бессмертный чуть не угробил их на земле, то сделать это воздухе ему не составит ни малейшего труда. Тогда Роман Григорьевич потребовал от пальмирца альтернативных предложений; тот сник и умолк.

Аэростата дожидались три дня (для доставки дирижабля потребовалось бы полторы недели — слишком долгий срок). Жили в отличном, генеральском военном шатре с печкой и раскладными походными койками — это вам не грязная деревенская изба. Офицеры, просидевшие под горой полмесяца и наблюдавшие сокрушительный разгром своего войска, разительно отличались от самоуверенных наглецов из вагона; к сыскным они проявляли исключительное уважение и доброжелательность. Однако, Тита Ардалионовича не покидало неприятное ощущение, что на них смотрят, как на смертников, и за любезным обращением скрывается жалость. Вроде как порадовать хотят напоследок.

Заняться было нечем, время тянулось долго.

Листунов ходил играть в штосс, ему везло, и за спиной шептались, что это не к добру.

Тит Ардалионович часами самоотверженно торчал на морозе, наблюдая за башней. Всё пытался установить, нет ли каких признаков, указывающих, дома её хозяин, или в отлучке. Но случайно разговорился с молодым саратовским магом, и тот объяснил: чародею такой силы, что успел накопить Бессмертный, ничего не стоит практически одновременно находиться сразу в нескольких местах, поэтому об отлучке как таковой речи вести не приходится. Удальцев расстроился и тоже пошёл играть. Но тут же спустил тридцать рублей, расстроился ещё больше, забился в шатёр и там читал бесконечный скучный роман под названием «Пальмирские трущобы» — кто-то из офицеров одолжил.

  141