Последние отзывы

  17  

Несмотря на относительную добротность построек и ухоженность огородиков, на единственной улице села грязища была несусветная. Похоже, ее использовали в качестве общественной помойки. Все было тут: навоз и куриный помет, кости, очистки, огрызки, старое тряпье… Ноги увязали в этой мусорной каше, как в болоте. Иван бросал завистливые взгляды на высоченные сапоги Кьетта и горестные — на свои раскисшие кроссовки. Прежде ему было только холодно и мокро, теперь еще и противно, поневоле одолевали мысли о грибке ногтей. Прозорливый нолькр его взгляд перехватил, хмыкнул:

— Думаешь, у меня не промокают? Это же парадные ровверские ботфорты, в них только на конный парад выезжать. Или там на бал, если голенище подвернуть…

— Зачем же ты их в сосисочную лавку напялил? — спросил Иван с глупым раздражением.

— Ну-у зачем! Потому что по дороге в мясную лавку живет одна… неважно. Короче, когда я прохожу мимо, она смотрит в окно и машет мне рукой. Вот мне и хотелось… — он не сразу подобрал нужное слово, — …выглядеть! — И не упустил повода упрекнуть: — Я же не знал, что ты мня уволочешь.

— Опять я виноват!

— А кто же еще?

Они шли по улице, выбирая, куда бы постучаться. Но одинаково грязно было везде, и от всех дверей тянуло чем-то кислым. «Вот угодили так угодили! Убожество какое! Это надо же так погано жить! Безобразный мир», — думал с возмущением Иван (просто как-то не случалось ему бывать по осени в селах собственного отечества, иначе он был бы менее категоричен в суждениях). Кьетт же смотрел на вещи иначе: «А что, неплохо живут! Войны нет!»

…Когда измученный дорожными невзгодами странник заходит в незнакомое село, чтобы разжиться едой и одежей, у него есть два варианта: либо там живут добрые люди, которые его накормят-напоят, оденут и приютят бесплатно, либо обитают жлобы, которые заставят его, за неимением денег, еду и обноски отрабатывать. К каждому из двух вариантов наши товарищи по несчастью морально подготовились и даже прикинуть успели, какие услуги можно предложить аборигенам, окажись они скупыми по натуре. Иван, к примеру, рассчитывал на работу физическую: ну там дров наколоть на зиму, сарай поправить, борону починить, вырыть колодец, в кузне молотом помахать (к слову, из этого перечня он в жизни своей мало что делал раньше, но почему-то уверен был, что справится со всем). Кьетт же, хоть и был с грубым ручным трудом знаком не понаслышке (война многому учит даже тех, кому по рождению совсем другое суждено), а может, именно потому, что был знаком и знакомство это приятным не считал, больше рассчитывал на свои магические способности. В программу подготовки боевого офицера входит курс целительства, очень краткий, сводящийся к оказанию первой помощи, но достаточный для того, чтобы излечить немудреную сельскую хворь — ну там чирей, лишай, понос. Еще можно подрядиться на розыск утерянных предметов, изготовление простеньких амулетов, выведение мелкой нежити. А самое удобное — будущее предсказывать, все равно проверить нельзя.

Но все планы их оказались напрасными, и события стали развиваться по сценарию неожиданному.

От рощи, через пашню, с прытью, удивительной для его почтенного возраста, несся дед, махал руками и орал что есть мочи:

— А-а-а! А-а-а! Вставайте, люди добрые! Демоны! Де-мо-ны-ы-ы!

И бежал из всех дверей народ с дрекольем, и все пути к отступлению были перекрыты мгновенно.

— Демоны-ы-ы!

«Живьем брать демонов!» — почему-то ожидал услышать Иван, но так и не услышал. К большому своему сожалению.

Беснующаяся толпа окружила их широким кольцом, ощетинилась пачками, кочергами и кольями, а кое у кого в руках и ножи поблескивали. Но подступиться близко, сжать кольцо пока не решались, топтались на месте.

— Спасибо, осень на дворе, косы в сараи попрятаны! — шепнул Кьетт Ивану, потом принял гордую позу и с потрясающим присутствием духа спросил: — Что за шум, любезные? Отчего непорядок? Какие демоны, где? — Подобный тон, спокойный, снисходительно-надменный, бывает лишь у тех, кто облечен большой властью. Селяне невольно притихли.

— Они, они и есть демоны! — донеслось из-за мужицких спин. Кольцо разомкнулось, пропуская внутрь тощего щипаного старикашку. — Я сам видел! Я все-о видел! Зеркальце мое заветное не обманешь! Из проклятых пустошей вышли они давеча, из самого их нутра! Да! И ведьму Милку вынули из петли, бегает покойница! На своих ногах бегает, как живая, только страшна! Ночью по наши душеньки явится! А все они — демоны! Бей их!

  17