Последние отзывы

  3  

Теперь же все эти припасы кончились. Целый день они провели в седлах, тела ныли, оба стали раздражительны от голода и усталости и от сознания того, что им не удается добраться до больших городов, о которых они мечтали. К тому же одежда их пропиталась влагой в сыром лесу.

Вскоре они опять остановились, чтобы получше рассмотреть деревушку.

Внимание их привлекли кружащие в небе вороны. Вороны эти слетели с высокой скалы, нависшей над деревушкой. Беззвучно рассекая воздух, черные птицы кружили над стоящими на тропе людьми, опускаясь все ниже и ниже. Французы изумленно смотрели на птиц. Наконец один ворон подлетел так близко, что они увидели его сверкающий, угольно-черный глаз. Послышалось шуршанье рассекающих воздух крыльев — и обе птицы повернули обратно, направляясь к своему гнезду, находящемуся среди покрытых лесом скал. Переглянувшись, мужчины направились дальше.

— Деревушка выглядит необитаемой, — заметил Ив.

— Время идет к вечеру, люди наверняка ушли в церковь.

Среди домов они заметили церквушку. Но она была непохожа на их римско-католические церкви. Судя по всему, здесь исповедовали православную веру.

Спустившись в долину, они поскакали по ровному месту — медленно, осторожно, нехотя.

«Это все лес, — думал Ив, тридцатилетний человек, — этот лес отнимает у людей мужество, оставляя взамен лишь уныние».

Его дядя был всего лет на десять старше. Выглядел он моложаво. Когда-то оба зарекомендовали себя закоренелыми юбочниками, чем очень гордились. Но теперь все это осталось позади…

И они знали, что никогда уже не вернутся домой.

— В этой проклятой стране есть один большой город, — сказал барон. — Он называется Клюй или Клаузенбург, это столица Зибенбюргена. Есть еще один город, он называется Шибью, в обоих городах говорят по-немецки и по-венгерски. Мы немного знаем немецкий… Но почему, почему мы никак не найдем эти города? Сколько нам еще скитаться здесь, среди гор и ущелий, вдали от людей, встречая лишь местных недоумков, не понимающих язык жестов?

Барон был несправедлив. Просто местные жители не любили, если чужаки их ни в грош не ставили. Будь французы приветливее и покладистее, все было бы иначе.

Взять, к примеру, последнего, кого они встретили вблизи перекрестка; этот человек видел, что чужеземцы со своими высокомерными манерами и аристократически-надменными носами выбрали неправильный путь и направились в безлюдную местность. Но он ничего не сказал им. «Пусть едут хоть к черту на кулички, — подумал крестьянин, — меня это не касается». И спокойно поехал дальше. Он вовсе не был злым. Но ему не хотелось, чтобы с ним обращались как с собакой.

— Смотри, — сказал Ив, — эта дорога, издали казавшаяся заходящей в тупик, на самом деле ведет куда-то!

— Да, верно! Она ведет прямо за скалу, так что завтра утром мы продолжим наш путь. Не мешало бы узнать, как проехать в Клаузенбург.

— В Клюй, — поправил его Ив.

— Да, конечно. Местные жители не понимают такой цивилизованный язык, как немецкий. Смотри, солнце уже садится за гребень холма. Черт знает, как мрачно становится здесь по вечерам, в этой богом забытой долине! Неужели мы приехали в необитаемую деревушку? Только этого нам не хватало!

— Меня вот что беспокоит, — задумчиво произнес Ив, — Австро-Венгерское государство тянется не бесконечно. Как бы нам не очутиться в какой-нибудь варварской стране!

— Ты прав, — кивнул барон, — помнишь того образованного человека из Будапешта, который посоветовал нам ехать в эти края, поскольку Будапешт тоже был заражен революционным брожением? Он говорил, что к востоку от Зибенбюргена находится турецкое государство. И к югу тоже. Нам следует быть очень осмотрительными, чтобы не оказаться среди турков, с этим не шутят.

— Посмотри-ка! Там люди!

Они подъехали к мощеной камнем площади, где собрались после дневных трудов и забот люди. Они увидели также трактир, который был им очень нужен — и вновь искра жизни загорелась в них.

Стук лошадиных копыт заставил собравшихся замолчать, и все лица тут же повернулись в сторону приезжих.

Во время своих странствий по Европе барон и Ив видели множество ярких народных костюмов. Здесь же преобладали мрачные тона: черные, коричневые с примесью зеленого. Лица женщин, закутанные в черные шали, были бледными и изможденными. Лица мужчин напоминали иссохшее дерево, тела — безжизненный камень. Мужчин было совсем мало, в основном здесь собрались женщины.

  3