ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Возвращение пираньи

Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... >>>>>

Жажда золота

Неплохое приключение, сами персонажи и тема. Кровожадность отрицательного героя была страшноватая. Не понравились... >>>>>

Женщина на заказ

Мрачноватая книга..наверное, из-за таких ужасных смертей и ужасных людишек. Сюжет, вроде, и приключенческий,... >>>>>

Жестокий и нежный

Конечно, из области фантастики такие знакомства. Герои неплохие, но невозможно упрямые. Хоть, и читается легко,... >>>>>

Обрученная во сне

очень нудно >>>>>




  175  

Подойди ближе и вглядись в певицу. Ты узнаешь ее, увенчанную перьями, одетую в алое, тебе знакомы цветущие щеки и большие голубые глаза Джейн Мур, красноречиво говорящие о чувствах, которые ветры Ангрии навевают дочерям этой страны. Чувства, увы, недолговечны — они исчезнут, как только стихнут звуки рояля. Исчезнет и это выражение твоих глаз, этот румянец, когда ты отвернешься, чтобы беспечно рассмеяться в ответ на комплимент стоящего рядом денди. И все же твоя душа не глуха к более высоким нотам. Она откликается на героический призыв. Ты не самовлюбленная кокетка, не светская пустышка. Ты красивая, щедрая, порывистая, гордая, властная женщина.

V

Почти неделя как я получила письмо от Брэнуэлла с упоительно-характерным посланием Нортенгерленда дочери. Каким сладостно-утешительным голосом словно говорит это письмо! Я жила им несколько дней. Всякий раз, как у меня выдавалась минутная передышка, оно звучало у меня в ушах словно чистая музыкальная нота, пробуждая мысли, которых не было много недель: мне рисовались возможные последствия письма и другие сцены, связанные с иными событиями, иным состоянием чувств. То были не напряженные поворотные эпизоды, а тихие картины, какие можно часто наблюдать во внутренних кругах высшего света.

Передо мною словно отдернули занавес, явив мне герцогиню, когда она, только что с постели, в легком утреннем туалете садится завтракать и обнаруживает среди другой почты отцовское письмо. В самой идее, казалось бы, нет ничего особенного, но обстановка была такой живой, комната — такой четкой: чистый утренний свет, за окном ничего, кроме холодного октябрьского неба, если только не подойти ближе и не глянуть на террасу внизу и еще дальше, на зеленую лужайку с фонтаном и рядом величественных лип, за которыми лежит широкая дорога, еще более широкая река и огромная столица, — и тогда ты поймешь, что это адрианопольская резиденция королевской четы, ибо здание за зданием громоздятся вкруг зеленого кружка с его мраморной чашей, из которой бьют струи воды, с его приветной лиственной рощей. Более пятидесяти окон выходит в этот двор, впуская свет в неведомо сколько великолепных и просторных покоев.

Герцогиня дочитала письмо и мысленно следует за автором — она не знает куда, однако воображение рисует ей тягостные сцены: вот он в портовой таверне, сидит один промозглым осенним вечером, слушая шум ветра в мачтах множества кораблей и неумолчный рокот моря — Атлантики, чьим суровым волнам он завтра себя доверит, вступив на борт парохода. Она смотрит в окно на высокую крышу и величавый фасад Нортенгерленд-Хауса, который, словно некий исполинский театр, высится над улицами Адрианополя. Владелец этого блистательного особняка — бездомный скиталец.

Прощание с Ангрией

Я написала уже изрядное количество книг, и долгое время мои персонажи, сцены, сюжеты оставались одними и теми же. Я показала мои пейзажи во всем разнообразии утренних, дневных и вечерних оттенков — во всех сочетаниях света и тени, какие только может дать встающее, полуденное и закатное солнце. Иногда я наполняла воздух зимней метелью — снег ложился на темные ветви дубов и вязов, в парках сельских усадеб и на безлюдных горных перевалах наметало глубокие сугробы. Затем та же усадьба с ее парком, та же вересковая пустошь с ее лощинами серебрились под летней луной, и теплой июньской ночью густые кроны деревьев покачивались над цветущими полянами. То же и с людьми — моим читателям представали одни и те же лица, то анфас, то в профиль, то в карандашном наброске, то на законченном живописном полотне — озаренные любовью и омраченные горем, пышущие страстью и пылающие восторгом, в радости и в печали, в скорби и в упоении блаженства, по-детски округлые, в расцвете юной красоты, в мужественной зрелости и в старческом угасании. Однако мы должны меняться, ибо взор устает от одних и тех же примелькавшихся картин.

И все же не торопи меня, читатель, мне нелегко отбросить образы, столь долго жившие в моем воображении. То были мои друзья и самые близкие знакомые — я могу без труда описать тебе лица, голоса, движения тех, кто наполнял мои мысли в течение дня и нередко украдкой пробирался даже в мои сны. Расставаясь с ними, я чувствую себя так, будто стою на пороге дома и прощаюсь с его обитателями. Когда я пытаюсь населить дом новыми жильцами, у меня возникает ощущение, будто я попала в другое государство, где все лица мне незнакомы, а обычаи скрыты тайной; много труда потребуется, чтобы ее разгадать, и много таланта, чтобы о ней поведать. И все же я хочу на какое-то время покинуть эту дышащую жаром местность, где мы пробыли слишком долго. Ее небо пылает, на ее земле всегда лежит отблеск заката. Пора унять горячку волнения и вернуться в прохладные края, где брезжит серый, скупой рассвет и небо наступающего дня, по крайней мере пока, затянуто облаками.

  175