Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
179 
Над стоящими людьми витал невидимый хлорофилл.
— А-ах!
Вновь послышались шаги.
— Ну, Смит, в этом-то что плохого? Вперед, вперед!
На миллиардную долю секунды Ухо и Нос позволили себе расслабиться.
Контригра удалась. Пешки продвигались дальше.
Теперь из дымки показались затуманенные Глаза города.
— Капитан! Окна!
— Что такое?
— Окна домов, вон там! Они двигались, я видел!
— А я нет.
— Они шевелились и поменяли цвет, с темного на светлый.
— С виду обычные квадратные окна.
Размытые предметы стали видны резче. В машинных расщелинах города крутились смазанные оси, противовесы окунались в поддоны с зеленым маслом. Оконные рамы выгнулись. Окна засияли.
Внизу, по улице, шагали двое из разведчиков. Следом на безопасном расстоянии — еще семеро. На них белая форма, лица порозовели так, словно их отхлестали по щекам, глаза голубые. Ходят прямо, на задних конечностях, в руках держат оружие из металла. Ноги обуты. Пола мужского. У них есть глаза, уши, рты, носы.
По окнам пробежала дрожь. Они истончились. Незаметно расширились, словно бесчисленные зрачки.
— Говорю же вам, капитан, что-то неладное с окнами!
— Ерунда!
— Я возвращаюсь, сэр.
— Что?
— Я возвращаюсь к ракете.
— Мистер Смит!
— Я не хочу угодить в западню!
— Что, пустого города испугались? Остальные натянуто улыбнулись.
— Смейтесь, смейтесь!
Улица была вымощена булыжником. Каждый камень размером три дюйма в ширину и шесть в длину. Улица осела, но совсем незаметно для глаза. Улица взвешивала пришельцев.
В машинном бункере красная стрелка коснулась отметки: 178 фунтов… 210, 154, 201, 198… Каждый был взвешен, вес каждого записан, и запись уползла с катушки в густую темноту.
Теперь уже город окончательно пробудился!
Вентиляционные шахты вдыхали и выдыхали воздух, смешанный с табачным духом изо рта пришельцев, с запахом зеленого мыла от рук. Глазные яблоки и те источали едва уловимый запах. Город подмечал все это. Сводная информация отсылалась дальше, чтобы там к ней прибавились новые данные. Хрустальные окна поблескивали, Уши все туже натягивали барабанные перепонки… город всеми органами чувств, как невидимый снегопад, навалился на пришельцев, подсчитывая их вдохи и выдохи, глухие удары сердец, город вслушивался, всматривался, пробовал на вкус.
Улицы служили городу языком. И там, где проходили люди, вкус их ступней улавливался сквозь поры в камнях, а затем проверялся на лакмусовом индикаторе. Дотошно собранные сведения о химическом составе влились в нарастающий поток информации. Оставалось дождаться, когда крутящиеся колеса и шуршащие спицы выдадут окончательный результат.
Шаги. Кто-то бежит.
— Вернитесь! Смит!
— Подите к черту!
— Хватай его, ребята! Шум погони.
И — последнее. Город послушал, посмотрел, попробовал на язык, прощупал, взвесил и подвел итог. Осталось решить последнюю задачу.
На поверхности улицы распахнулась ловушка. Бегущий капитан незаметно для других исчез.
Он был подвешен за ноги. Горло ему перерезало лезвие. Второе лезвие полоснуло по груди, скелет был вмиг очищен от всех внутренностей. В потайной камере под улицей капитан умер, распластанный на столе. Хрустальные микроскопы уставились на красные переплетения мышц, бесплотные пальцы тыкали в сердце, которое все еще сокращалось. Лоскутья раскроенной кожи были приколоты к столу, а тем временем чьи-то руки перекладывали части тела так и сяк — казалось, некий любознательный шахматист стремительно передвигает по доске красные фигуры.
Наверху, на улице, бежали люди. Они гнались за Смитом и что-то кричали ему вдогонку. Смит что-то кричал в ответ, а внизу, в таинственной комнате, разливалась по капсулам кровь, встряхивалась, вертелась на центрифуге, намазывалась на предметные стеклышки и вновь отправлялась под микроскопы. Производились подсчеты, измерялись температуры. Сердце было разрезано на семнадцать долек, печень и почки — строго пополам. В черепе было просверлено отверстие и через него высосаны мозги, нервы были выдернуты, как провода из испорченного распределительного щита, мускулы проверялись на упругость. А в это время в электрическом чреве города Мозг подвел наконец итог. И грандиозной работе всех машин мгновенно был дан отбой.
179 
