Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
25 
В наступившей тишине Фиппс, обращаясь к полям былых сражений и еще дальше, за горизонт, крикнул, что его место не в могиле: восстань!
И Линкольн шевельнулся в прохладной темноте спрингфилдского мраморного склепа, пробуждаясь ото сна, и поверил, что он жив.
Он встал.
Он заговорил.
Зазвонил телефон.
Бэйс вздрогнул.
Воспоминания исчезли.
В дальнем углу сцены звонил телефон.
«О Господи», — подумал Бэйс и бросился к телефону.
— Бэйс, это Фиппс. Мне только что звонил Бак, сказал, чтобы я немедленно приехал! Сказал, что-то про Линкольна…
— Нет, не надо приезжать, — ответил Бэйс. — Ты же знаешь Бака, он звонил, должно быть, из соседней пивной. Я в театре, здесь все в порядке. Один из генераторов забарахлил, но мы его уже починили…
— Значит, с нимвсе в порядке?
— Да, все просто великолепно. — Бэйс не мог оторвать взгляда от склоненной фигуры. «О Господи, какая нелепость!..»
— Я… я сейчас приеду.
— Не надо!
— Черт побери, почему ты кричишь?
Бэйс прикусил язык, сделал глубокий вдох и, закрыв глаза, чтобы не видеть фигуру в кресле, медленно произнес:
— Я не кричу, Фиппс. В зале только что зажегся свет, нельзя задерживать публику. Я должен идти. Клянусь тебе…
— Ты лжешь!
— Фиппс!
Но Фиппс уже повесил трубку.
«Десять минут, — лихорадочно думал Бэйс. — Господи, через десять минут он будет здесь». Через десять минут человек, поднявший Линкольна из гроба, встретится с человеком, который вновь уложил его туда…
Он сделал несколько шагов, и вдруг ему неудержимо захотелось броситься за кулисы, включить магнитофоны, проверить, как откликнется поникшая фигура, которая из рук поднимется, а которая останется неподвижной. Нет, это безумие. Это можно сделать завтра.
Сегодня же у него едва есть время разгадать загадку. А она в человеке, который сидел в третьем кресле последнего ряда.
Убийца… Разве он не убийца? Кто он? Как выглядит?
Он лишь мельком видел его лицо несколько минут назад, не так ли? Разве оно не напомнило ему старый, знакомый, но куда-то запропастившийся дагерротип? Пышные усы, темные надменные глаза…
Бэйс медленно спустился в зал, медленно прошел по проходу между рядами кресел и остановился, вглядываясь в человека, который сидел, обхватив руками склоненную голову.
Бэйс сделал глубокий вдох и на выдохе произнес:
— Мистер… Бут?
Странный незнакомец застыл, по телу его пробежала дрожь, и шепотом, полным ужаса, он ответил:
— Да…
Бэйс ждал. Наконец он снова решился.
— Мистер… Джон Уилкс Бут? [2]
В ответ раздался тихий смешок и наконец сухие и отрывистые, как карканье, слова:
— Норман Ллэвлин Бут. Всего лишь фамилия… совпадает…
«Слава Богу, — подумал Бэйс. — Я бы не вынес, если бы совпало все».
Он резко повернулся и, быстро пройдясь по проходу, остановился и посмотрел на часы. Время на исходе. Фиппс едет сюда, он в любую минуту может постучать в запертую дверь зрительного зала.
— Почему? — жестко спросил Бэйс, обращаясь к стене, которая была перед глазами.
Вопрос прозвучал, как эхо трех сотен испуганных голосов зрителей, тех, кто десять минут назад заполнял этот зал и в ужасе повскакивал со своих мест, когда раздался выстрел.
— Почему?
— Не знаю! — закричал Бут.
— Лжете! — почти одновременно с ним выкрикнул Бэйс.
— Такой шанс глупо было бы упустить.
— Что?.. — Бэйс круто повернулся и впился взглядом в Бута.
— Ничего.
— Нет смелости повторить еще раз, не так ли?
— Потому, — начал Бут, опустив голову, то различимый, то еле видимый в полутьме, раздираемый чувствами, в которых и сам не мог разобраться, которые подхватывали и несли его куда-то, чтобы так же внезапно покинуть, смениться судорожными спазмами смеха или внезапным оцепенением. — Потому что… это правда. — Ив благоговейном страхе, поглаживая щеки, он прошептал: — Я сделал это. Я все-таки сделал это.
— Ублюдок!
Бэйс бегал по проходу между рядами кресел, боясь, что если он остановится, то бросится и ударит, и будет бить, бить этого идиотского умника, этого хвастливого убийцу…
25 
