Последние отзывы

  20  

Поскольку Раймонд де Бо отказывался сложить оружие, пока не расправится со своим смертельным врагом, Филиппом де Тарантом, братом короля Неаполитанского, и ни за что не хотел также освободить Серволя от своих обязательств, Жан д'Арманьяк осадил крепость Бо. Осада эта впрочем носила скорее символический характер. Циклопических размеров крепость, возвышающаяся на неприступной скале, надменно и презрительно взирала на осаждающих. Арманьяк почти не надеялся на успех, особенно с таким противником, как Арно Архиерей по ту сторону стены. Молодой дофин внял жалобам папы Иннокентия VI, который лишился сна из-за страшных несчастий, обрушившихся на разоренные земли Прованса. Он хотел, чтобы эта бессмысленная война, которой не было видно ни конца ни края и от которой страдали главным образом простые селяне, поскорее завершилась. А поскольку сеньор де Бо не желал внимать голосу разума, лучше всего было припугнуть его хорошенько. Хотя верховный военачальник Лангедока не считал, что его вообще можно чем-то испугать…

Однако кое-кому осада замка показалась спасением. Этим человеком был Бернар Дона. Потеряв голову от душившего его гнева и любви, он был готов на все, лишь бы получить назад любимую женщину, и забыл клятву верности и узы чести, связывающие его с капитаном. Отныне он видел в нем только соперника, человека, домогавшегося любви принадлежавшей ему по праву женщины и удерживавшего ее вопреки всем правилам. Рано или поздно, думал Дона, Дебора станет добычей Архиерея… Ночью молодой человек выскользнул из замка, явился в лагерь Арманьяка и предложил ему на определенных условиях открыть ворота крепости будущей ночью…

К несчастью для Дона его заметили. Возвращаясь в замок, он столкнулся лицом к лицу с Архиереем. Капитан стоял, скрестив руки на груди и загораживая собой узкую лестницу, ведущую на башню. Дона, не ожидавший его здесь увидеть, невольно покраснел.

– Я знаю, откуда ты идешь, – спокойно сказал Серволь. – Знаю, что ты предатель… Дона захлестнула волна стыда. Он попытался возразить.

– Замолчи! Не прерывай меня. Только при этом условии мне возможно удастся преодолеть желание задушить тебя на месте. Но… я не убью тебя, и не прогоню из своего войска. Потому что знаю, ради чего ты ходил к Арманьяку и, главное, ради кого. Я говорил, что из-за этой девушки ты потеряешь голову, а может быть и честь. Это свершилось. Но знаю об этом я один. Поэтому я накажу… не тебя.

– Но только не ее! – вскричал Бернар. – Она ни в чем не виновата!..

Арно спустился на пару ступенек и приблизил свое искаженное яростью лицо к бледному лицу Бернара.

– Нет, она виновна! Виновна в том, что околдовала тебя, как и меня! Это ведьма, слышишь ты, ведьма, как все ее соплеменницы. Ее чар достаточно, чтобы подчинять себе мужчин, и ты уже находишься в ее власти. Значит, она умрет, как положено колдунье…

– Нет, – вскричал в отчаянии Бернар, – нет, я не хочу этого!..

По знаку Арно двое солдат, которых Дона не заметил, преградили ему путь назад, вниз по лестнице, и схватили его, быстро заставив прекратить яростное сопротивление. Арно де Серволь бесстрастно смотрел на их борьбу. Когда наконец молодой человек был усмирен, он холодно заявил:

– Завтра на рассвете еврейку Дебору сожгут на костре. Тогда ты сможешь излечиться…

Вцепившись обеими руками в решетки, закрывавшие узкое окно его тюремной камеры, Бернар Дона, заледенев от ужаса, не мог оторвать взгляда от страшного спектакля, разыгравшегося у него на глазах. На маленькой площади замка, окруженной высокими стенами, взвивались вверх красные языки костра, раздуваемого поднявшимся ночью мистралем. Они полностью скрывали тонкую белую фигурку, прикованную к столбу. Костер превратился в настоящее пекло, на которое в молчаливом страхе взирали жители городка. Вокруг костра стояла стража в железных шлемах и стальных доспехах. Солдаты стояли, широко расставив ноги, держа в руках блестящие косари. Лица их были пусты…

Страшные вопли, которые неслись из пламени, уже давно умолкли, но несчастному узнику казалось, что он все еще их слышит. Он знал, что они будут преследовать его до самой смерти… Лицо его пылало огнем, как будто он тоже был прикован к столбу среди языков пламени, в которых догорало тело Деборы. В голове тяжким молотом билась одна мысль:

– Я убью его! Когда-нибудь я убью его!.. Пусть мне придется ждать годы, ведь он окружил себя такой охраной…

Вверху над ним он не мог видеть одиноко стоящего на башне замка человека. Он замер неподвижно в своих латах, наблюдая в прорези опущенного забрала жуткий спектакль… Когда языки пламени улеглись, никто бы не узнал в черном обуглившемся обрубке прелестную фигурку Деборы. Тогда, решив, что избавился от своих мучений, Арно Архиерей медленно удалился. Но облегчение не наступало. Он очень скоро понял, что только заменил одну пытку другой. Отравленное вино раскаяния погасило любовную жажду, но его горечь навсегда осталась в душе…

  20