Последние отзывы

  15  

Герцог закусил губу и откинул голову назад, может быть, чтобы скрыть выступившую на щеках краску. Он пробормотал что-то не совсем вразумительное относительно трудности быть послушным сыном Святой Церкви, когда ее князья начинают всюду совать свой нос...

– Итак? – настаивал маленький кардинал. – Мы ждем...

– Я принесу извинения... гм, госпоже, когда дело прояснится. Пусть приведут графиню де Гаше!

Видя входящей ту, кому она обязана исключительно тяжелым испытанием, Марианна покраснела и хотела броситься на бессовестную особу, которая выглядела как театральная королева. Сильно напудренная, с высоким султаном на голове, опираясь на увитую лентами трость, подобную тем, что некогда Мария-Антуанетта ввела в моду в садах Трианона, с шуршащим шлейфом фиолетового платья, она прошла по комнате, поздоровалась с герцогом, как знающая полагающееся ей место в свете женщина, и, не ожидая приглашения, уселась на грубо сколоченный стул. Брошенный на Марианну и стоявшего рядом с нею невзрачного священника безразличный взгляд свидетельствовал о степени уважения, которое она к ним питала.

Как она это делала в комнате Марианны, графиня расправила складки шелка вокруг себя и тихо рассмеялась.

– Вы уже распорядились судьбой этой несчастной, господин герцог? Я вижу рядом с нею священника, которого вы, без сомнения, обязали подготовить ее к тяжкому наказанию? Я хочу верить, однако, что для этой девицы Сибири будет достаточно и что вы не станете...

– Довольно, сударыня! – оборвал ее кардинал. – Вы здесь для того, чтобы ответить на вопросы, а не распоряжаться чужой судьбой и решать, каким должно быть наказание воровке. Я думаю, что вы уже давно знаете, чем это грозит... Лет двадцать шесть, не так ли?..

– Мой дорогой друг... – начал губернатор.

Но кардинал движением руки заставил его замолчать, не спуская глаз с графини, которая заметно побледнела под румянами. Марианна с удивлением увидела, как из-под напудренных волос заблестели капельки пота, тогда как полуприкрытые кружевами желтоватые пальцы судорожно сжались на набалдашнике трости.

Мадам де Гаше отвела глаза, заметно пытаясь избавиться от спокойного взгляда синих глаз, которые настойчиво не отрывались от нее. И снова она тихо засмеялась и с мнимой непринужденностью передернула плечами.

– Естественно, я знаю, как мне поступить, господин аббат... Но я совершенно не понимаю, что вы хотите этим сказать...

– Я полагаю, что да! Вы прекрасно понимаете, ибо, если вы находитесь здесь, вы обязаны этим как усилиям некоторых из нас, так и доброте... несведущего царя. Однако несколько капель королевской крови в вас не дают вам права приносить в жертву других...

Марианна, с увлечением следившая за этой странной и непонятной сценой, увидела, как сильно расширились глаза графини. Она поднесла к горлу дрожащую руку, словно хотела ослабить душившие ее путы, попыталась встать, но, обессилев, тяжело упала на стул.

– Кто... вы? – прошептала она еле слышным голосом. – Чтобы знать... это, надо быть дьяволом!

Готье де Шазей улыбнулся.

– Не имею такой чести, сударыня... и мое одеяние должно подсказать вам, что я не являюсь даже одним из его приспешников. К тому же мы здесь не для того, чтобы заниматься игрой в загадки, так же как и не для неуместных разоблачений. Если я напомнил... о чем я мог бы сказать, то исключительно с целью заставить вас забрать жалобу, которая, как вы прекрасно знаете, несправедлива.

Страх еще не растаял в ее глазах, когда она поспешила ответить, что забирает назад свою жалобу, что это ужасное недоразумение...

Однако у Марианны было на этот счет другое мнение.

– Но меня это не удовлетворяет, – вмешалась она. – Я жду, чтобы эта женщина сказала всю правду: свидетели видели, как арестовавший меня офицер достал бриллиантовую слезу из моего радикюля. И якобы я украла этот камень. Но она отдала мне его под залог в пять тысяч рублей, в которых она нуждалась, чтобы заплатить карточный долг, и обещала вернуть их сегодня вечером. Но я думаю, что она все проиграла и, чтобы вновь овладеть бриллиантом, не отдавая долга, сыграла эту постыдную комедию...

На этот раз Ришелье не выдержал.

– И это правда, сударыня? – спросил он строго, поворачиваясь к графине.

Та подтвердила кивком головы, не смея больше поднять глаза на тех, кто на нее смотрел. Гнетущая тишина воцарилась в комнате. Герцог, машинально постукивая по столу трубкой, смотрел на графиню удивительно пустым взглядом, явно раздираемый между чувством справедливости и настоятельными рекомендациями из Петербурга. Но верх взяла справедливость.

  15