Последние отзывы

  2  

— Я не буду долго отсутствовать. И затем, вернувшись во дворец, я приглашу Фуше. Он получит строгий приказ в отношении этого дела. В любом случае он перероет весь Париж в поисках Кранмера. Ты дашь ему завтра точные приметы.

— Герцогиня де Бассано говорила, что заметила в ложе некого виконта д'Обекура, фламандца. Может быть, под этим именем скрывается Франсис.

— Хорошо, виконта д'Обекура отыщут. И Фуше даст мне подробный отчет обо всем! Не терзайся, carissima mia, даже издалека я позабочусь о тебе. А теперь я должен тебя покинуть.

— Уже! Неужели я не могу удержать тебя хотя бы еще на одну ночь?

Марианна тут же пожалела о своих словах. Раз он так торопился оставить ее, зачем было ей унижаться, умоляя его не уходить? В глубине ее сердца демоны ревности вырвались на свободу, словно и не было никогда уверенности в его чувствах… Разве не на встречу с другой женщиной уезжает он вскоре? Полными слез глазами она следила, как он подошел к дивану, поднял и натянул свой брошенный при входе серый сюртук. Только одевшись, он взглянул на нее и ответил:

— Я надеялся на это, Марианна. Но, вернувшись из театра, я нашел целую гору депеш, на которые необходимо дать ответ до отъезда. Представляешь ли ты, что, уезжая сюда, я оставил в моей приемной человек семь?

— В такой час? — недоверчиво протянула Марианна.

Он стремительно вернулся к ней и, проворно схватив за ухо, потянул к себе.

— Запомни, девочка: посетители официальных дневных аудиенций не всегда бывают самыми важными! И я принимаю по ночам гораздо чаще, чем ты можешь себе представить. Теперь прощай!

Он нагнулся и легким поцелуем коснулся губ молодой женщины, но она не ответила на него… Выскользнув из кресла, она подошла к туалетному столику и взяла свечу.

— Я провожу ваше величество, — сказала Марианна с чуть-чуть преувеличенным почтением. — В такой час все слуги спят, кроме портье.

Она уже открыла дверь, чтобы первой выйти на площадку, но он удержал ее.

— Посмотри на меня, Марианна! В тебе пробудилось желание, не так ли?

— Я не посмела бы себе позволить такое, сир!.. Разве я уже не осчастливлена сверх меры тем, что ваше величество смогло найти несколько минут такого драгоценного времени в столь важный период его жизни, чтобы вспомнить обо мне? А я всего лишь его покорная служанка.

Официальный реверанс не получился. Наполеон помешал, отобрал и поставил в сторону свечу, заставил встать Марианну, крепко прижал ее к себе, затем рассмеялся.

— Черт возьми, да ты мне устраиваешь сцену? Ты ревнива, любовь моя, и это тебе к липу! Я уже говорил, что ты достойна быть корсиканкой! Видит Бог, как ты хороша при этом! Твои глаза сверкают, словно изумруды на солнце!

Ты умираешь от желания сказать мне какую-нибудь гадость, но не смеешь, и это приводит тебя в ярость! Я ощущаю, как ты дрожишь…

Говоря это, он перестал смеяться. Марианна увидела, как он побледнел и сжал челюсти, и поняла, что им снова овладело желание. Внезапно он прижался к шее молодой женщины и стал покрывать быстрыми поцелуями ее плечи и грудь. Теперь уже его охватила дрожь, тогда как Марианна, откинув голову назад и закрыв глаза, слушала, как неистовствует ее сердце, наслаждаясь каждой его лаской. Ее охватила дикая радость, рожденная как гордостью, так и любовью, при мысли, что ее власть над ним осталась непоколебимой. В конце концов он взял ее на руки и отнес к кровати, где и положил без особых церемоний. Через несколько минут шедевр Леруа, чудесное белое платье, совсем недавно ослепившее весь Париж, лежало на ковре кучкой изорванного и ни к чему больше не пригодного шелка. Но Марианна, задыхаясь в объятиях Наполеона, видела только бледно-зеленую ткань балдахина над головой.

— Я надеюсь, — прошептала она между двумя поцелуями, — что те, кто ожидает вас в Тюильри, не найдут, что время идет слишком медленно… и они не так уж важны для вас?

— Курьер от царя и посол от папы, дьяволенок! Ты довольна?

Вместо ответа Марианна крепче обняла за шею своего возлюбленного, оплела ногами его бедра и со вздохом удовлетворения закрыла глаза. Минуты, подобные этим, вознаграждали за все тревоги, огорчения и ревность. Когда она, как сейчас, ощущала его неистовство в пароксизме страсти, это всегда успокаивало ее ревность. Невозможно, чтобы Австриячка, эта Мария-Луиза, которую он скоро положит в свою постель на место Жозефины, могла возбудить в нем подобную любовь. Ведь она просто перепуганная дуреха, которая должна молить Бога о милости каждую минуту путешествия, приближавшую ее к исконному врагу Габсбургов. Наполеон должен казаться ей Минотавром, презренным выскочкой, на которого ей следовало смотреть с высоты своей царственной крови или безвольно покориться, если она была, как шептались в салонах, заурядной девицей, лишенной как ума, так и красоты.

  2