Последние отзывы

  30  

— Слушай, не знаю, как сказать, но есть один человек, с которым я хотел бы тебя познакомить. Немного неудобно говорить это собственному сыну, но представь, что мы с тобой друзья. В общем, это женщина.

Он смеется, чтобы разрядить атмосферу. Я тоже не собираюсь ее отягчать.

— Конечно, папа, какие могут быть проблемы… мы и есть друзья.

Я замолкаю. Он стоит и смотрит на меня. Я не знаю, что сказать. Отец отводит взгляд. В дверь звонят, и он идет открывать.

— Вот. Это Моника.

Красивая. Не очень высокая, много косметики. Сильно надушена, одета не стильно, волосы слишком взбиты, губы слишком ярко очерчены карандашом. Она улыбается, зубы тоже не очень. Да и вообще, не такая она и красивая. Я встаю, как учила меня мама, и мы пожимаем друг другу руки.

— Очень приятно.

— Я так много слышала о тебе, ты ведь недавно вернулся?

— Вчера.

— И как там было?

— Хорошо, очень хорошо.

Она спокойно усаживается, скрестив ноги. Ноги длинные, очень красивые, туфли заметно поношенные, даже слишком. Я читал, что по обуви можно точно определить, насколько человек элегантен. Я много читаю, но никогда не помню, где что прочел. Ах да, это было в «Class», о самолете. Интервью с одним вышибалой. Он говорил, что по обуви всегда определяет, можно ли пускать человека в их заведение. Ее бы не впустили.

— А ты долго был в Нью-Йорке?

— Два года.

— Долго, — она, улыбаясь, смотрит на отца.

— Но они быстро пролетели, не страшно.

Надеюсь, она больше не будет задавать вопросы. Похоже, она поняла мою мысль и замолкает. И она замолкает. Вынимает из сумочки пачку сигарет. Синяя «Diana». Здесь бы вышибала тоже задумался. Зажигает сигарету цветной зажигалкой и после первой затяжки осматривается. Она делает это просто, чтобы всем было понятно, что ей, на самом деле, ничего не надо.

— Держи, Моника, — отец хватает пепельницу с тумбочки и устремляется к ней.

— Спасибо, — она пытается стряхнуть пепел в пепельницу. Но еще рановато.

На сигарете отпечаталась ее красная помада. Ненавижу отпечатки помады на сигарете.

— Ладно, я пошел, до свидания.

— Пока, Стефано, было очень приятно познакомиться, — она слишком приторно улыбается. И провожает меня взглядом.

— Подожди, я тебя провожу.

Мы с отцом идем к двери.

— Мы познакомились несколько месяцев назад. Знаешь, я ведь четыре года был без женщины. — Он смеется.

Каждый раз, когда ему в чем-то трудно признаться, он смеется. А что тут смешного? И еще: он слишком строго себя судит. Кажется, так он пытается себя убедить в правильности своего выбора. Впрочем, мне нет до этого никакого дела. Мне не терпится отвалить.

— А она симпатичная…

Он что-то мне о ней рассказывает. Но я не слушаю. А он говорит, говорит, говорит. Я думаю о другом. Я вспоминаю, как однажды когда я был маленьким, мама шутила с ним в столовой. Потом она стала убегать от него, а он — догонять, по коридору, к спальне, а я бежал за папой и кричал: «Давай догоним ее, возьмем ее в плен!». Потом они сражались у двери. Мама смеялась и хотела закрыться в спальне, а отец пытался войти. И тогда мама оставила дверь и побежала к ванной. Но он догнал ее и бросил на кровать. И отец смеялся, потому что она начала его щекотать. Я тоже смеялся. Потом пришел Паоло. И мама с папой велели нам уйти из комнаты. Они сказали, что им надо поговорить, но при этом хохотали. Тогда мы с Паоло пошли играть в свою комнату. Через какое-то время они пришли к нам. Но разговаривали как-то медленно, тихо, они словно размякли тогда. Я помню их в странном освещении, как будто они сияли. Их волосы, глаза, улыбки — все светилось. И они тогда сели играть с нами — а мама обнимала меня, смеялась и без конца причесывала мне волосы. Она с силой зачесывала их назад, чтобы открыть лицо. Она мне мешала играть, но я ничего не говорил. Потому что ей это нравилось. И еще потому, что она была моей мамой.

— Папа, извини, но мне надо бежать… — я перебиваю его на полуслове.

— Ну, ты все понял? Запомнил время? В два часа у «Ванни». Тебя будет ждать господин Романи по поводу программы.

Вот он о чем говорил…

— Да, конечно, я понял. Господин Романи, в два часа у «Ванни». — Я перевожу дыхание. — Извини, ладно?

Потом быстро спускаюсь по лестнице, ни разу не обернувшись. Еще миг, и я сижу на мотоцикле. Поскорее уехать отсюда. Мне хочется уехать как можно дальше. Я переключаю передачи и, сам не знаю почему, мне это доставляет больше удовольствия, чем обычно.

  30