Последние отзывы

  21  

В сознании Марианны ароматы сада, темнота и тонкий мерцающий язычок, который трепетал над своим медным вместилищем, слились, образуя символический экран, отражавший основные моменты ее жизни. Но особенно пламя, воплощавшее, казалось, ее стойкую любовь, приковывало ее взгляд, тогда как вся остальная ее плоть теряла плотность и таяла в шелковистой нежности подушек. Уже давно, очень давно Марианна не чувствовала себя так хорошо.

Затем мало-помалу это чудесное блаженное состояние стало переходить в оцепенение. Прикованные к лампаде глаза медленно, медленно закрывались, и именно в момент погружения в сон Марианна увидела постепенно возникающую из темноты белую тень, которая заполняла большую часть комнаты.

Это было похоже на снежно-белое, окутанное дымом привидение, которое увеличивалось, закрывая все поле зрения. Нечто огромное и ужасающее…

Марианна хотела закричать. Раскрыла рот, но, как уже не раз бывало в ее кошмарах, не смогла издать ни звука. Ее веки отчаянно боролись с давившей на них тяжестью. А привидение все увеличивалось, немного склоняясь над ней. Молодая женщина сделала отчаянное усилие, чтобы избавиться от парализующего действия наркотика и встать, но подушки удерживали ее, как приклеенные.

И тогда привидение тихо заговорило.

— Не бойтесь, — сказало оно, — я не причиню вам никакого зла, наоборот! Я ваш друг, и вам нечего бояться меня…

Голос был низкий, безжизненный, полный бесконечной грусти, но, несмотря на окружавший сознание Марианны туман, он вызвал из ее памяти другой голос, почти такой же, услышанный однажды из глубины тусклого зеркала, голос человека без лица, который, как и этот, принадлежал привидению. Неужели же призрак ее погибшего мужа в своем трагическом одиночестве последовал за ней до дверей в Азию?..

Но способность мыслить померкла вслед за физической беспомощностью. Глаза Марианны полностью закрылись, и она погрузилась в странный, почти летаргический сон, который, однако, полностью не лишил ее чувства восприятия. Она слышала рядом с собой торопливый разговор на незнакомом языке, в котором как будто узнала растерянный голос Бюлю-ханум и более глухой — еврейки, чередующиеся с низким голосом призрака. Затем она почувствовала, что ее подняли уверенные руки и сделали это без малейшего рывка. Приятный запах защекотал ее ноздри: запах латакие, турецкого табака, смешанный с более свежим и совсем уж неожиданным — лаванды, тогда как ее щека прижалась к ласкающему ворсу шерстяной материи… И Марианна в полубессознательности поняла, что ее уносят…

Снова она ощутила ароматы сада и ночную свежесть, затем легкое покачивание, тогда как державшие ее руки опустили ее на что-то вроде матраса. Ценой неистового усилия воли, как иногда удается спящему, старающемуся вырваться из когтей кошмара, она приподняла налитые свинцовой тяжестью веки и увидела звездное небо и силуэт мужчины с длинным шестом в руках — очевидно, он греб. Приблизилась черная пасть туннеля с поднятой решеткой, чьи заостренные концы напоминали зубы чудовища, а напоенный свежестью воздух уступил место отвратительному запаху тины и гниющих отбросов, в то время как с ближайшего дерева донеслось печальное пение птицы, тут же заглушенное каменными сводами, под которыми тек теперь Соловьиный ручей, уносивший Марианну, ручей-пленник, как и она сама… ручей, не имеющий больше права дышать свежим воздухом, потому что так решили люди, ручей…

Непроницаемая темнота окружала ее теперь со всех сторон, и Марианна, устав бороться, погрузилась в глубокий сон…

Она вынырнула из него с внезапностью вылетевшей на поверхность воды пробки и оказалась в незнакомой, залитой солнцем комнате. Это была великолепная комната, наряженная в шелк с голубыми и сиреневыми разводами, напоминавшая часовню из-за собрания золотых и серебряных икон, покрывавших одну из стен.

Бесполезные при таком освещении свечи горели перед изображениями святых, и, стоя перед их неподвижной шеренгой, какой-то персонаж в черном платье заменял сгоревшие свечи новыми.

По изящным косам, выглядывавшим из-под кружевной вуали, Марианна, сначала подумавшая, что перед ней поп, сообразила, что это женщина. Но весьма внушительная.

Это впечатление создавала не столько высокая худощавая фигура пожилой — что подтверждалось седыми волосами и морщинами — женщины, сколько ее прямая осанка и величественность властного профиля, равно как и строгость эллинских черт.

  21