Последние отзывы

  25  

— Собратом!

— Когда мы подыщем вам новое лицо, вы станете секретным агентом короля. Это ремесло ничем не хуже актерского, но агент играет не для публики, только он сам знает, удалась ли его роль и какая награда ждет его в конце пьесы: лавры или… Видите ли, — продолжал Бомарше, подливая вино гостю и угощая его рейнским печеньем, принесенным Терезой, — разведчик — это актер бесконечного и тайного театра, он не может в конце пьесы снять свою маску. Такая комедия превращается в драму…

Турнемин с любопытством поглядел на хозяина дома.

— Почему?.. Признаюсь, я не очень хорошо понял. Что секретный агент часто меняет свой облик, с этим я согласен. Но почему он не может расстаться со своей маской, чем хуже его настоявшее лицо? Ведь Родриго Хорталес исчез, когда закрылась его контора…

— Родриго Хорталес был лишь призраком делового человека, и он исчез, когда надобность в нем отпала. Вы молоды, шевалье, при дворе были недолго, вы вряд ли слышали имя шевалье д'Эона? Его теперь нет во Франции…

Турнемин вспомнил, что уже слышал прежде это имя.

— Шевалье д'Эон? Дама, у которой я снимал квартиру в Версале, рассказывала мне, что раньше сдавала свои комнаты девице д'Эон. У нее было много странных привычек, например, она любила курить трубку…

— А где вы жили в Версале?

— Улица Ноай, павильон Маржон…

Бомарше рассмеялся.

— Так вот: эта ваша девица и шевалье одно лицо!

И Бомарше рассказал странную историю молодого бургундца. Он был членом знаменитого «Секрета короля» (основанного Людовиком XV для своих личных целей) и во время посольства графа де Боргли в Россию переоделся женщиной и даже занял пост чтицы при царевне Елизавете.

Потом он служил капитаном в драгунском полку и выполнял тайные поручения в Англии.

— Худощавый, красивый, соблазнительный, с девичьим цветом лица, с изящными руками, с легкой походкой… д'Эон был красивой женщиной и удалым офицером.

— Это невозможно! Ведь женщина даже пахнет по-другому…

Бомарше опять рассмеялся.

— Клянусь, несмотря на туманы Темзы, насморка у меня не было, и все же он… Он был чертовски очарователен, он увлек меня, я даже предложил ему выйти за меня замуж!

Теперь настала очередь смеяться Турнемину.

Он не мог без смеха представить Бомарше женатым на драгунском офицере.

— Как же вы избежали этого брака? «Дама» вам отказала? Она в вас не влюбилась?

— Насколько мне известно, ни она в меня, ни я в нее влюблены не были. Мое предложение было политическим, на самом деле мы сердечно презирали друг друга. Тогда д'Эону было не больше двадцати лет, но потом в результате одной интриги, затрагивающей честь короля, д'Эон был вынужден дать слово никогда больше не снимать женской одежды. Это был приказ короля и министра иностранных дел. Теперь он страдает, как осужденный.

— Где он сейчас?

— В Лондоне. Ему платят пенсию. Увы, уже почти ничего не осталось от прежнего щеголя.

Этот мрачный, сварливый человек, я думаю, от всего сердца проклинает тот день, когда он вырядился в женские тряпки. Краситься, накладывать мушки, наряжаться, ходить в туфлях на высоких каблуках и жить в Англии, когда больше всего на свете хочется выкурить трубочку в придорожном трактире, глядя в окно на живописные виноградники Тоннеруа… Он никогда в жизни их больше не увидит… Это очень жестокое наказание…

Бомарше умолк, а Жиль с ужасом представил себе жизнь д'Эона: погребенный заживо под кружевами и шелками женских нарядов, как мечтает он о свободе, славе, семье и достойной старости… Жиль вспомнил, что рассказывала старая Маржон. Она любила поговорить об этой удивительной рослой даме, всегда одетой в черное, ей шила модистка самой королевы мадемуазель Бертин, всегда с трубкой в зубах… У нее не было горничной, только старый слуга, она никогда не ходила в церковь ни к мессе, ни к исповеди. А однажды мадемуазель Маржон застала ее со шпагой в руках, делающей фехтовальные упражнения… Жиль попробовал себя представить на его месте, ведь судьба или случай на службе короля могли и его поставить в такое же положение, заставить и его задыхаться под тяжестью благоухающих шелков…

— Я бы такое не вынес, — решил он наконец, — и мне совершенно непонятно, почему он не укатил к черту… за море, на другой континент? В диких дебрях Америки никто не стал бы смотреть, что он по утрам надевает: штаны или юбку.

— Никто ему и не мешает это сделать, он может нанять любое судно в Дувре или Портсмуте, но он вступит на него в женской одежде и в ней же должен сойти в Америке. Я же сказал вам, что он дал слово. Д'Эон, как бы я к нему ни относился, — настоящий дворянин.

  25