Глава 19. Четвертый свет для светофора

Мефодий закончил делать приседания. Внача­ле он десять раз присел с Дафной на плечах, потом еще пятьдесят сам, высоко выпрыгивая после каж­дого. Это помогало уходить от подрубающих ударов по ногам без опускания клинка и разрыва дистан­ции. Правда, с Ареем такая тактика едва ли сработа­ет. Мечник умел останавливать меч на любой фазе движения без утраты энергии удара — и легко могло случиться, что подпрыгнувший Меф приземлился бы прямо на любезно подставленный клинок.

Рядом на стуле стоял Чимоданов и, размахивая бутербродом с колбасой, орал:

— Выше! Четче! Подчеркиваю: не так напряжен­но! А где улыбка? Улыбку, я сказал!

Сэкономив на улыбке, Буслаев круговым ударом ноги выбил из-под него стул.

Меф тренировался так же напряженно, как и раньше, но вместо своего меча использовал учеб­ный. Даже когда он получил от Эссиорха ножны, недоверие к клинку сохранилось. Он помнил, как меч перестал ему повиноваться, и опасался, что та же ситуация повторится вновь, но уже с Дафной.

После занятий, уже стоя у раковины и обтираясь мокрым полотенцем, Меф смотрел, как в стоке за­кручивается вода, а вместе с водой крутится сере­бристая крышка от шампуня.

Крышка напомнила ему рыбью спину на Волге, в тот единственный год, когда они с Эдей туда ездили. Меф плыл в лодке и увидел крупного леща. Скорее всего, его оглушило катером, потому что лещ пла­вал кругами. Меф встал в лодке и ударил его веслом. Сильно ударил — даже в ручке весла отдалось. Че­ловека бы убило, а лещ все плавал. Меф бил снова и снова — испытывая ужас, но и азарт. Лещ почему-то не уходил вглубь, а все так же очерчивал круги, обе­зумев от боли и безысходности. В общей сложности Мефодий ударил леща раз тридцать. Потом все-таки оглушил и вбросил в лодку. От леща пахло чем-то нерыбьим — бензином или мазутом. Его даже кошки есть не стали, и он достался мухам.

Мефу было мерзко — с того дня, как его меч по­разил Троила, он впервые увидел себя изнутри. Ощу­тил, как в нем — не где-то в Тартаре, а в нем самом, шевеля тараканьими лапками, ползает серое, тухлое, сплавившееся с ним зло, в котором нет ровным сче­том ничего романтичного.

Дафна постучала в дверь ванной.

— Эй! Ты скоро? К тебе пришли!

— Кто?

— Дама с собачкой! — таинственно ответила Даф.

Дамой с собачкой оказалась Варвара. «Собачка» сидела рядом, занимая треть комнаты, и показывала Депресняку белые молодые зубы. Хитрый Депресняк отлеживался под диваном и дразнил ее, высовывая то хвост, то лапу. Со стороны могло показаться, что он струсил, но Дафна знала своего кота. План его со­стоял в том, чтобы заставить Добряка засунуть под диван голову. Целиком он туда бы не пролез, и го­лова досталась бы Депресняку для вдумчивого вы­царапывания глазок.

Добряк тоже это понимал, поэтому к дивану не совался.

— Я тут проходила мимо! Вижу окна и… а-апчхи! — начала Варвара и, не договорив, гром­ко чихнула. Она вся была ходячий вирус. Нос тек, глаза слезились. Даже антибиотики, и те дохли от встречи с ней.

Мефодий с Дафной закивали в две головы. Мо­сква — самый подходящий город, чтобы просто проходить мимо. Даже обитающие в соседних подъездах люди встречаются раз в месяц. Если же они живут в разных районах, то вероятность случайной встречи как у двух метеоритов во все­ленной.

  96