42 
— Тамара! У нас сложности!
Таамаг, сжимающая кистевой эспандер (она делала это почти постоянно), без усилия разодрала его на две части.
— Считаю до нуля. Ноль!
Бригаду «Скорой» как ветром сдуло. Оруженосец Фулоны пересел за руль. В зеркальце он видел, как врач спешно нажимает кнопки телефона. Оруженосец свернул в переулок, потом еще в один, пустынный.
— Никого, — сообщил он.
Фулона вызвала золотой шлем и ладонями коснулась небольших крыльев. За несколько секунд до того, как «Скорая» исчезла во вспышке мощнейшей телепортации, Мефодий увидел, как Багров шевельнулся, а потом сразу — без раскачки — рывком сел в носилках.
— А где?.. — начал он, беспокойно поворачиваясь.
Гелата быстро положила ладонь ему на лоб.
— СОН! — приказала она, подхватывая на плечи расслабленное тело…
Валькирия золотого копья ошиблась. У поста ГАИ по Дмитровскому шоссе «Скорая» стояла не через час, а через пятьдесят пять минут.
В квартире у Фулоны собрались уже все валькирии. Багров, приведенный в чувство, мрачнее мрачного сидел на подоконнике. Его раны уже затянулись. Некромаг, он и есть некромаг.
— Что с ней теперь будет? — спросил он. Никто не спешил отвечать. Бэтла посмотрела на
Таамаг, та, крякнув, повернулась к Фулоне, и вместе они уставились на Гелату.
— Я ее подлатаю. Раны смертельны, но одна жизнь — я уже говорила — у нас в резерве, — избегая смотреть на него, ответила Гелата.
— А ноги?
Гелата качнула головой.
— Нет, — сказала она едва слышно. — Я могу привести Ирку только в то состояние, в котором она была до всего. Девушка на коляске. В противном случае мое воскрешающее копье утратит свою силу. Станет просто деревяшкой с наконечником.
— Все хорошее в мире только для валькирий? — злобно спросил Багров.
Гелата все так же смотрела не на Багрова, а в окно. Ее слабый голос окреп и почти звенел:
— Извечный вопрос: если свет есть, почему умирают дети? Рождаются калеки? Существуют войны, болезни, аварии? Почему Ирка, такая хорошая, должна быть прикована к коляске? И почему он —
этот самый свет — позволяет всему этому происходить?
— Ну и почему? — спросил Матвей с вызовом.
— Ответ один. Жизнь имеет ценность только как путь к вечности. Как первый шаг, ступенька, которую кто-то проходит быстрее, а кто-то медленнее. Других объяснений у меня нет.
— Да идите вы со своими ступеньками! Багров спрыгнул с подоконника и выскочил в
коридор. Меф ждал хлопка дверью, но его не было. Багров унесся в другую комнату, где лежала Ирка. Через секунду оттуда вылетели оруженосцы Ильги и Хаары — первый даже кувырком. Меф оценил если не технику, то настрой.
К Фулоне вновь вернулась ее деловитость.
— Сколько у нас времени? Когда она очнется? — спросила она у Гелаты.
— Дня через два. И лучше, если в себя она придет в квартире у своей бабушки. Так ей будет проще… — грустно ответила валькирия воскрешающего копья.
— А воспоминания?
— Воспоминания останутся, но в первые часы будут ослабленными. Как у человека, который вспоминает свой сон.
— Антигон, не забудешь уничтожить морок?.. Ну который был вместо Ирки? — озабоченно спросила Бэтла.
Кикимор, который и поддерживал жизнь призрака, угрюмо кивнул. Как вечный оруженосец, он обязан был перейти к новой хозяйке, вот только…
Фулона взглянула на Иркино копье, щит и шлем. Они лежали на столе. К ним могла прикоснуться только она, валькирия золотого копья, да и ту они не то чтобы слушались, а скорее терпели. Копье дрожало и позванивало о щит. Звон становился все громче. Полчаса назад он был едва слышен. Фулона и Бэтла обменялись понимающими взглядами. Обе прекрасно знали, что это означает.
— Будь ты неладно… Скоро оно найдет себе хозяйку само, — пробормотал оруженосец Бэтлы.
— Как зовут ее бабушку? — спросил Меф. Фулона вопросительно посмотрела на Бэтлу.
— Анна… э-э… как-то так! Ирка называет ее Бабаня. Живут они… Ну вот тут Северный бульвар, а здесь…
Был назван адрес. Адрес Мефа. Отличался только номер дома. Буслаев удивленно вскинул брови.
— Надо же! Как тесен мир! У меня там когда-то знакомая жила! — сказал он.
Глава 7. Личное счастье для толстого эди
В то время, как современный культурный Запад еще погрязал в тумане невежества, в чертогах царственной Византии русская женщина уже серьезно думала о человеческом здоровье, писала руководство по гигиене, передавала потомству свои наблюдения.
42 
