Последние отзывы

  63  

Хотя нет... одну подсказку зеркало все же успело дать.

– Кажется, я понял, где нам придется провести сегодняшнюю ночь... В осколке довольно ясно это отразилось, – сказал Филька.

– Где? – нетерпеливо спросил Мокренко.

– Ты не гдекай, ты лучше бутерброд вначале дожуй, а то подавишься. Дожевал? А теперь слушай: сегодня ночью мы с тобой пойдем в подвал к самому Хватале-Растерзале.

– Что!.. Ккк-х... – Петька схватился за горло и закашлялся.

– Эх ты! Я же говорил: подавишься! – укоризненно вздохнул Хитров.

3

Отпрашиваться у родителей становилось все сложнее. «У вас что, своего дома нет?» – ворчали они, смутно чувствуя, что с детьми происходит что-то неладное. Филькина мама даже позвонила Андрею Петровичу, который был их классным руководителем, чтобы спросить, что происходит с ее сыном, но Андрей Петрович, хотя к телефону и подошел, разговаривал с ней как-то очень невнятно и даже полубезумно. Отвечал на вопросы, которых ему не задавали, и ни с того ни с сего порывался то плакать, то хохотать.

– Странный он у вас какой-то! – задумчиво проговорила Филькина мама. – Ладно, иди к Петьке, но только учти: сегодня в последний раз!

В начале девятого Филька подошел к чугунной ограде кладбищенского дома. Смеркалось. Листва успела опасть – и клены стояли беззащитно прозрачные и голые. Завалы на месте снесенного строения уже слегка подразобрали, но все равно до входа в зловещий подвал пока не добрались.

Мокренко уже был на месте. Рядом с ним в земле торчали две лопаты и лежал лом. Филька подумал, что это очень предусмотрительно, и рассердился на себя, что сам не догадался.

– Это я тут в кустах нашел! Строители прибрали, чтобы с собой туда-сюда не переносить, – похвастался Петька.

Перебросив инструмент на ту сторону, они перемахнули через заводской забор и оказались на месте бывшего кладбища. В сумраке крапива казалась то черной, то почему-то серебристой. А вот и куча камней, которую они нагребли в прошлый раз. Куча эта была по-прежнему высокой, но Фильке отчего-то показалось, что камни в прошлый раз лежали иначе.

Неужели им вновь придется забираться в этот кошмарный подвал?

– Мы сами лезем к нему в лапы. Типа, ужин с заказом на дом, – пробормотал Мокренко.

– Зеркало не стало бы нас дурачить. В прошлые же разы оно нас не обманывало. И тогда со шкурой, и с восковыми фигурами, – возразил Филька. Хотел бы он сам себе верить!

Несколько минут друзья нерешительно бродили поблизости, не дотрагиваясь до лопат. Филька даже подошел к тому месту, где в прошлый раз они нашли череп. Но маленького черепа там больше не было. Укатившись к реке, он так и не вернулся.

Быстро смеркалось. Приятели зажгли фонарь и стали растаскивать камни.

– Наверное, у нас крыша поехала, если мы это делаем, – удивляясь сам себе, сказал Филька.

– Ага, и притом капитально. Поехала и оставила записку: «Ушла насовсем. Обратно не ждите. Ваша крыша», – пропыхтел Мокренко, откатывая ломом массивный камень.

Когда они отвалили широкую нижнюю плиту, открылся неровный глинистый провал с осыпавшимися краями – провал, по которому они один раз уже выбирались из склепа.

Филька посветил фонарем. Кое-где на влажной глине отпечатались следы огромных ботинок, а также видны были царапины от пальцев и укусы, оставленные острыми зубами.

– Хватит смотреть, а то совсем станет страшно. Надо спешить, пока Хватало-Растерзало не проснулся, – сказал Филька. Он лег на живот и, неохотно спустив ноги в провал, первым нырнул туда.

Оказавшись в темном склепе, мальчик зажег фонарь. Луч скользнул сперва по зеленой от ужаса физиономии Петьки, затем по сырым стенам и наконец остановился на открытом железном ящике.

4

В железном гробу на спине лежал мерзкий Хватало-Растерзало и шевелил во сне губами. Страшной Железной Челюсти во рту уже не было. На груди Хваталы-Растерзалы шевелилась во сне Кожаная Перчатка. На правой ноге у упыря красовался Желтый Ботинок. Левая нога была босая – с твердой красноватой подошвой и чудовищными загнутыми ногтями, по цвету и прочности похожими на черепаший панцирь. В правой руке Хватало-Растерзало сжимал отточенную Черную Секиру. Когда на нее падали капли воды с потолка, секира звенела, и вода, стекая по ее лезвию, превращалась в кровь.

Парализованный ужасом, Филька не убирал фонарь, а все светил и светил на Хваталу-Растерзалу. Потревоженная ярким лучом, Перчатка поднялась раструбом кверху и, шевеля пальцами, как огромный паук, стала переползать к ногам Хваталы-Растерзалы – в темноту. Шнурки на Желтом Ботинке зашевелились, как змеи, и потянулись к Фильке. Черная Секира лязгнула, и упавшая на нее капля, отпрыгнув, осела на ребятах мелкими алыми брызгами.

  63