Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
57 
«Вы еще узнаете нашего хозяина! Все равно вам не жить!» – проскрипел оставшийся Желтый Ботинок. Он высадил раму, выпрыгнул в окно и сгинул.
5
Медвежья шкура торжествующе зарычала, празднуя победу. Победа дорого ей стоила. Правая лапа у нее была совсем оторвана, а левый стеклянный глаз вылетел.
– Что она будет теперь делать? – с испугом спросил Петька.
– Н-не знаю! – растерянно пробормотал Филька.
Повернувшись, медвежья шкура шагнула к шкафу. Ее страшная лапа процарапала полировку. Чудовищная морда со сточенными клыками уткнулась в щель. Уцелевший глаз горел ослепительным красным огнем.
– Я – мертвая шкура – пришла за своими медвежатами! Отдайте мне их, или – смерть! – прорычала шкура.
– У нас нет твоих м-медвежат! – заикнулся Хитров.
– Есть – я чую их запах! Отдайте их мне, или выпущу из пасти Желтый Ботинок! – застонала шкура.
– Что делать с этой чокнутой шкурой? Она думает, у нас тут ее медвежата! – шепнул Филька Петьке.
– Она правильно думает, – ответил Мокренко.
– Как это правильно?
– Они тут и есть, медвежата.
– Ты что, спятил? Какие еще медвежата?
– На! Только тш-ш! Чего орешь?
Петька что-то сунул в руку приятелю. Филька провел ладонью – под ладонью был мех. Потом рука провалилась во что-то теплое и просторное.
– Какие это медвежата? Это же рукавицы!
– Точно рукавицы. А теперь догадайся: из кого они? – горько хмыкнул Мокренко.
Филька почувствовал, что у него кружится голова. Во рту стало сухо.
– О, господи! Твой дед убил ее детенышей! – воскликнул он.
Мокренко в ужасе зажал ему рот ладонью.
– Молчи, дурак, не так громко! Да, убил.
Шкаф затрясся от ударов страшных когтей.
– Отдайте моих детей, люди! Я чую их запах! Они здесь! – заревела шкура.
Ее оторванная лапа подскочила с пола и располосовала полировку перед самым носом у Фильки.
– Детки мои! Я столько лет вас искала! Идите же ко мне, я вас приласкаю! – рычала шкура.
Сообразив, что шкура просто так не уйдет, Филька быстро вышвырнул меховые рукавицы наружу. Шкура тотчас поймала их зубами и стала нянчить.
– А ну как обнаружит подмену – и на нас? Рукавицы не слишком похожи на живых медвежат, – шепнул Хитров Петьке.
Мокренко затрясся.
– Угу. В клочья раздерет.
– Зачем твой дед ее медвежат-то застрелил? Не жалко ему было?
– А я откуда знаю? Чего ты ко мне пристал! – психанул Петька. – Тише ты... видишь, она к нам поворачивается! Это все из-за тебя!
Шкура зарычала, подозрительно покосившись на шкаф, но тотчас вновь стала поочередно облизывать обе рукавицы. Ее единственный глаз яростно горел. Оторванная в битве с Желтыми Ботинками лапа и та ползла, чтобы прикоснуться к тому, что было когда-то медвежатами.
До самого рассвета шкура нянчила своих детенышей. Все это время Петька с Филькой, не рискуя понапрасну, отсиживались в шкафу и, чтобы не уснуть, толкали друг друга локтями.
– И долго она тут будет бродить? – бубнил Петька.
– Скажи спасибо, что она Желтые Ботинки прогнала. Иначе ты был бы уже на том свете, – напомнил Хитров.
– Спасибо, – буркнул Мокренко и, неожиданно завалившись Фильке на плечо, стал похрапывать.
Хитров упорно боролся со сном, но голова сама собой падала на грудь, а веки слипались, точно кто-то тайком мазнул их клеем. Он совсем уже было заснул, как вдруг неожиданный звук заставил его поднять голову.
Медведица поднялась на задние лапы и, торжествующе рыча, раскачивалась вперед и назад. Она была тонкая и плоская – сквозь глубокие раны в ее шкуре видна была противоположная стена. Обе рукавицы лежали у ее лап и – что было самое невероятное! – даже ползли к ним.
– Дети мои! Медвежата! Вот один, а вот и второй! Наконец-то мы вместе! – воскликнула вдруг шкура. Она поочередно лизнула обе рукавицы, упала на них и застыла.
Больше она не шевелилась.
Выждав минут десять, Филька бесцеремонно растолкал Петьку и вылез из шкафа. За окном уже занимался рассвет. Вдвоем с Мокренко они подняли медвежью шкуру и спрятали ее назад в ящик.
Напоследок Хитров провел рукой по сухому носу шкуры и вставил ей в глазницу оторванный искусственный глаз. Прежде чем закрыть крышку, он взял рукавицы и положил их рядом с головой шкуры.
– Теперь они будут с тобой. Не беспокойся! – сказал он, вытирая глаза.
В комнату, зацепив разбитую раму, скользнул первый луч солнца. Он нерешительно, точно разведчик, пробежал по паркету, скользнул по коврику и вновь выскользнул в окно.
57 
