очень нудно 
5 
Страх, ужас и дикая боль терзала дух и тело, сознание пока не могло справиться со всем этим и поэтому чуть отстранилось от беснующейся вокруг реальности, память отчетливо все фиксировала, не пропуская ни единой мелочи, чтобы потом годами не давать забыть, а ночами спокойно спать. Чтобы обещание, которое я дала матери, сохранить свой народ, смогло исполниться, долг и ответственность отгородили меня от надвигающегося всеобщего безумия. Остальным я, наверное, казалась застывшей статуей, но сама себя я воспринимала каменным истуканом, глубоко внутри которого бился в ужасе мой дух и скулила от страха моя животная половина. Словно в клетке, без надежды обрести свободу. Боль, терзавшая меня, закончилась через пару часов, хотя мне показалось, что прошла вечность в тот момент когда она утихла, оставив после себя выжженную пустошь. Я смогла прийти в себе еще через пару мгновений, когда сознание, наконец, решилось вернуться назад и осмыслить то, что творилось вокруг меня.
Оглушающая тишина и редкие всхлипы, доносящиеся с повозок. И глаза наполненные болью от стольких потерь и страхом перед неизвестностью. Множество глаз, смотрящих на меня и ждущих моих приказов и хоть какого-нибудь решения. Меня к этому готовили, я должна, но абсолютно не готова была к тому, что мне пришлось дальше делать. Принять ответственность за столькие жизни.
Мужчины, рассредоточенные вокруг обоза, женщины, пытавшиеся собрать теперь уже сирот вокруг себя, и множество трупов, ждущих моего решения. Эти мертвые женщины, в числе которых моя мать, имеют право на покой и свою прощальную песню. К сожалению, мы не сможем сделать того же для своих отцов, друзей и братьев. Их тела останутся там, где их настигла смерть от руки предателей и безжалостных убийц - кровососов. Риол стоял ближе всех ко мне, к его широкой груди испуганно жалась моя подруга и его жена - Райана. Свой большой живот, в котором рос их сын, она придерживала двумя руками защищающим жестом. Мужчина смотрел на меня с тревогой, и в его глазах я видела понимание моих страхов и неуверенности. Прижав к себе Райану и глубоко вдохнув в себя запах ее волос, он твердо посмотрел на меня и, спрятав от остальных все свои эмоции, коротко спросил:
- Хранительница Сирила, могу ли я приказать... оставшимся в живых почтить память ушедших к пределам?
В середине вопроса он сбился, и эта запинка все же выдала, что его терзает не меньшая боль, чем меня. Ведь теперь пока я не обрету нового князя, он стоит во главе целой расы. Но именно в этот момент я поняла, что он справится и поможет мне обрести уверенность и силу. Мама не зря оставила его главным, хотя бы в этом вопросе не придется делать выбор. Все эти мысли пролетели за мгновение, и я с огромным трудом, но смогла взять себя в руки. Скорбь, страх и неуверенность придется оставить на потом, сейчас для нас главное - выживание. Выживание всей расы стерхов, а точнее того, что от нее осталось.
- Тар Риол, Вы теперь верховный, если какие-то решения не устроят меня как хранительницу, а не как обычную стерху, я сообщу Вам, а пока Ваши решения закон для всех и для меня в том числе.
Склонив перед ним голову, все же заметила, что остальные мужчины и сам новоиспеченный тар (тар - уважаемый, занимающий высокое положение), сделали глубокий выдох. Меня немного покоробил тот факт, что они даже на миг могли подумать, что я захочу взять всю власть в свои руки и именно сейчас. Я молода, но не так глупа. Риол заметил проскользнувшую горечь в моих глазах и грустно улыбнулся в попытке ободрить хоть немного. Резко повернувшись к остальным мужчинам и женщинам жестким голосом начал отдавать приказания. Требовалось найти приличное место для упокоения слишком многих, также перегруппировать остальных по повозкам, пересортировать и спрятать оставшееся без хозяев добро и как можно быстрее уносить ноги в Рассван. Многие женщины хотели остаться на поминальную песню, но Риол приказал отправить детей и почти всех женщин в путь, боясь за их безопасность. Так что как только с повозок собрали мертвых, караван уже не в полном составе двинулся дальше в путь под надежной охраной половины мужчин. Оставшиеся начали свое скорбное дело, в том числе и я. Место проведения обряда нашли практически сразу, но вот яму рыли долго и тяжело, даже применяя при этом магию леса и земли. Когда размер огромного котлована стал достаточным, мужчины начали спускать в него на своих руках тела погибших женщин. Их было слишком много, так много, что многих складывали друг на друга. Я видела как у многих от скорби и боли лились слезы и тряслись руки, как закаленные охотники, прожившие не один век на этой земле, падали на колени и выли от безысходности и чувства огромной потери и того, что мы сейчас должны, а главное, обязаны сделать. Нет отдельных могил, только одна общая на всех и множество тел еще совсем недавно потрясающих женщин. Так не должно было случиться, но это наша сегодняшняя действительность и с ней нужно смириться, чтобы выжить. Чтобы могли жить другие стерхи, те которые придут после нас. Несколько женщин магией выращивали цветы и делали из них прослойку между телами. Я же просто ходила вокруг живых и забирала боль у тех, кто уже не мог без моей помощи с ней справиться. Она мне еще пригодится, если я смогу удержать ее сейчас и не сойти с ума. Но это мой долг и моя обязанность! Когда были уложены все, кто больше не сможет покинуть этот лес, и на последнее покрывало из цветов было уложено тело моей матери, я сама лично закрыла ее тело своими цветами непередаваемого фиолетового цвета с черными прожилками, цветом моей скорби и тоски по ней. Все отошли от края, и лес огласили первые тоскливые ноты поминальной песни. Тирьяна, подняв голову к звездам, отдавала им свою боль в песне. К ее голосу присоединялись все новые и новые голоса, казалось, даже птицы и вой зверей поддержал нас в нашей скорби. Я стояла на краю ямы и собирала силы для обряда. В груди горело пламя и постепенно оно добралось до кончиков пальцев и, наконец, вырвалось с глухим ревом, накинувшись на ушедших за грани. Как только последнее тело превратилось в пепел, земля сама начала погребение. Как только закрылась последняя трещина, я выплеснула всю накопленную мною боль. Теперь это место никто не сможет осквернить своим присутствием, слишком много боли разлито вокруг, и каждый прочувствует ее на себе. Так много тел и мой резерв практически истощен, но я довела ритуал до конца, и как только прозвучала последняя нота резко оборванная с восходом солнца, практически высушенная упала на колени, чуть не упав на могилу. Меня подхватил Риол и, подняв на руки, направился к лошадям, стоящим поодаль с нервно прядающими ушами и тараща глазами. Им тоже страшно. Усадив меня на лошадь, Риол с непередаваемой печалью посмотрел на меня, потом взяв мою косу в руки и потерев ее между пальцев прошептал:
5 
