ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Жажда золота

Неплохое приключение, сами персонажи и тема. Кровожадность отрицательного героя была страшноватая. Не понравились... >>>>>

Женщина на заказ

Мрачноватая книга..наверное, из-за таких ужасных смертей и ужасных людишек. Сюжет, вроде, и приключенческий,... >>>>>

Жестокий и нежный

Конечно, из области фантастики такие знакомства. Герои неплохие, но невозможно упрямые. Хоть, и читается легко,... >>>>>

Обрученная во сне

очень нудно >>>>>

Королевство грез

Очень скучно >>>>>




  3  

Указание на то, что житие Акакия имеет отношение к повести Гоголя есть и в книге В.Б. Шкловского "Энергия заблуждения" (83, 314).

Г.П.Макогоненко тоже обращается к цитированию жития и связывает его с решением финала, с его фантастикой (49, 318). Связь "Лествицы" и "Шинели" Гоголя исследуется в статье Ч. де Лотто "Лествица "Шинели" (22). Исследовательница делает выводы о несомненной перекличке "Шинели" с "Лествицей" преподобного Иоанна Синайского и об ориентации образа Акакия Акакиевича на житие св. Акакия, приведенное в "Лествице".

На связь "Шинели" со страданиями сорока Севастийских мучеников было указано в работе финского ученого Э. Пеуранен "Акакий Акакиевич Башмачкин и Святой Акакий" (30).

С.Г.Бочаров показал, что структура повести зиждется на том факте, что у героя "нет отношения к жизни в первом лице" (нет "я"); следовательно, он полностью заключен в причудливое повествование автора, которое драматизирует (независимо и за пределами событий повести) не только "его положение в жизни", но и "отношение жизни к нему" (9, 430-437).

Нередко в критических статьях о "Шинели" отмечается эффект неопределенности суждений. Это качество лежит в основе комического сказового письма, в котором по известному определению Эйхенбаума, сказ не повествовательный, а мимико-декламационный. Речь идет прежде всего о неопределенности, внушаемой известными "словечками" - "в некотором роде", "как-то", "впрочем", "какой-то", "кажется", - которые, как отмечал Андрей Белый, выглядят "точно вуаль с мушками на тексте, поданном в намеренной неяркости, неопределенности, безличии, косноязычии" (7, 245.)

На первый взгляд, "Шинель" вполне вписывается в традиционную схему повестей о "маленьком человеке", унижаемом и бедном чиновнике. Однако данная трактовка повести была бы неполной, не открывающей и небольшой части ее действительной глубины.

Так что же отличает "Шинель" от других современных Гоголю повестей на тему о бедном чиновнике: Ф.В.Булгарина "Гражданственный гриб", Н.Ф.Павлова "Демон", Е.П.Гребенки "Лука Прохорыч"?

Это прежде всего специфика жанровой формы, определившая структуру повествования, развитие сюжетного действия, соотношение реального и фантастического, построение характера героя. Несомненна ориентация произведения на различные жанровые формы. "Гоголю удалось слить взаимоисключающие жанровые структуры, - пишет О.Г. Дилакторская, - анекдота, жития, сакральной пародии (т.е. антижития) - в неразложимый художественный синтез, породивший стилевую многослойность, неодномерность художественных образов, двойной - комический и трагический пафос повести" (20, 160).

Повесть "Шинель" в разное время и у разных исследователей пробуждала порой самые противоречивые догадки. Так, Владимир Набоков в предисловии к изданию повестей Гоголя в Нью-Йорке (1952) утверждал, что у Гоголя иррациональное в самой основе искусства, а как только он пытается ограничить себя литературными правилами, обуздать логикой вдохновение, самые истоки этого вдохновения неизбежно мутятся. Когда же, как в "Шинели" он дает волю бредовой сущности своего гения, он становится одним из трех-четырех величайших русских беллетристов (57).

По утверждению Набокова, Гоголь любит музу абсурда, музу нелепости. Но писатель не ставит Башмачкина в неловкое положение, поскольку он живет в мире нелепицы. Контраст состоит в другом. Акакий Акакиевич трогателен и трагичен.

Любопытно толкование Набоковым финала повести "Шинель". Набоков объявляет, что здесь Гоголь прикрывает необыкновенный свой трюк - потоком ненужных и не относящихся к делу подробностей мешает читателю понять одно важное обстоятельство, а именно, что тот, кого принимают за призрак ограбленного Акакия, и есть на самом деле вор, его ограбивший.

Ю.Манн отмечает, что "завуалированная" фантастика в "Шинели" развивается на фоне слухов, что опознание Башмачкина самим повествователем нигде не производится, что департаментский чиновник и значительное лицо узнают Акакия Акакиевича в состоянии ужаса, страха, аффекта (47).

В центре финала повести фатастическое событие: встреча Башмачкина-мертвеца с генералом. Именно к финалу устремляется содержательная энергия повести, и в финале она разряжается, объясняется идея "Шинели". Очевидно, что фантастический финал - средоточие смысла повести. Ясно и то, что финал заключает некую загадку, которую нельзя исчерпать одним толкованием. Этим объясняется разноголосица мнений.

  3