– А это разве плохо?
– Это глупо. Если наши поступки кому-то помогают, то это всего лишь означает, что нам они тоже выгодны. И благодарить за это нет смысла.
– Поэтому от тебя никогда доброго слова не дождешься?
– Я тебе за неделю уже три раза «спасибо» сказал и два – «пожалуйста».
– А ты их считаешь?! – Рыска потрясенно приоткрыла рот.
– Нет, – неожиданно рассмеялся Альк, пальцем поддевая ей подбородок. – Я тебя дразню. Придумала… кланяться.
– И вообще, какого Сашия мы тут уже лучину торчим?! – спохватился Жар. – Драпать надо из города, пока норы не заложили!
Саврянин кивнул, радуясь возможности закончить этот дурацкий разговор, и развернулся:
– Нам туда. – Место было безлюдное, дару почти ничего не мешало. Даже наоборот, что озадачивало Алька с самого начала.
В присутствии Рыски его видунские способности не только не ослабевали, а как будто даже усиливались. И ее, похоже, тоже. Ну второе еще можно понять: человеческий облик не избавлял Алька от роли «свечи», и девчонка потихоньку потягивала из него дар. Далеко не всегда болезненно или вообще ощутимо – но оттого не менее оскорбительно. Как будто тебя внаглую обкрадывают, с невинным таким весчанским личиком и честными-пречестными глазами.
Но чтобы «свеча» использовала путника?!
Проходя под натянутой поперек улицы бельевой веревкой, Альк подпрыгнул и сдернул с нее штаны. Короткие и драные, но Жар завистливо присвистнул: обычный прохожий нипочем бы до них не достал.
– А вон то платьишко можешь?
Едва компания завернула за угол, как раздался удивленный и возмущенный вопль обокраденной прачки.
– Поздно, – буркнул Альк.
– И впереди ничего такая рубашечка, на той же высоте…
– Слушай, тебя еще не отвернуло от веревок? – Саврянин приостановился, натягивая добычу.
– Наоборот – я к ним уже как-то попривык, – съязвил Жар.
– Ничего, с таким ремеслом ваша разлука будет недолгой, – зловеще пообещал ему Альк и, помолчав, с мальчишечьим самодовольством добавил: – Ну теперь ты убедился, что я умею лазить по столбам?!
Глава 8
В ненастную погоду крысы делаются вялыми и сонными, отсиживаясь в глубине нор.
По уму, следовало обойти «Очаг» по большой дуге, однако там осталось все имущество друзей. Вещи – Саший бы с ними, но без коров далеко (а главное, быстро!) все равно не уйдешь.
Пришлось рискнуть.
– И где? – мрачно спросил Альк, глядя на значительно оскудевшую коровязь. Теперь там стояли всего две коровы, рыжая и белая, с таким же теленком-сосунком. Заячьи бои закончились, гости разъехались.
– Может, хозяин в коровник перевел, – неуверенно предположил Жар. Сараев при «Очаге» не было.
– Нет, – отрезал видун. – Ждите здесь.
– А ты куда?
Саврянин, как всегда не отвечая и не проверяя, послушались ли его, направился к воротам.
Друзья переглянулись и – откуда только силы взялись! – кинулись за ним.
– Альк, погоди!!! Давай лучше…
Хлоп! Дверь, подло захлопнутая проклятущим саврянином, больно саданула Рыску по колену, а Жара по носу. Внутри кто-то возмущенно воскликнул – похоже, вышибала; грохнул об пол стул.
Вор, гнусаво матерясь в зажатый ладонью нос, подергал за ручку двери, но та не шелохнулась. По-видимому, от толчка упал на крюки запор – нарочно замыкаться, отрезая путь к отступлению, Альку не было резона.
– Если там опять сидит наместник… – в ужасе прошептала Рыска, закусывая ноготь.
Жар ударил дверь плечом, но только посадил на него еще один синяк. Бревенчатый забор в полтора человеческих роста пинать тем паче не имело смысла. При желании в «Очаге» можно было держать вражескую осаду, используя росшую во дворе ель как вышку.
Вор подпрыгнул, пытаясь достать до верха забора и подтянуться, но подточенная тяжелым днем ловкость ему изменила. Только в смоле испачкался – бревна оказались сосновые, свежие. Оставалось лишь прильнуть ухом к щели и молиться.
Вышибалу Альк просто отпихнул в сторону, рукой в лоб. С другим таким наглецом немедля завязалась бы драка, но страж разглядел гостя и изумленно отвесил челюсть: все были уверены, что на земных дорогах они этого саврянина уже не увидят.
– Ну? – поинтересовался белокосый беспокойник, обводя комнату тяжелым взглядом волка в овчарне.
В кормильне, где и без того было тихо и грустно (сегодня здесь не праздновали, а опохмелялись), стало очень тихо и грустно.