Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
16 
– Ринтарцы, – брезгливо поморщился Альк. – Темный, бескультурный народ! Ты погляди, как наместник для них расстарался: внутри же небось и приступочки удобные сделаны, и пол каменной плиткой выложен, и подвяленные лопушки на подносе лежат. Цивилизация! А горожане, чтоб их, такое начинание опаскудили…
Саврянин обошел платный сортир по кругу, воровато косясь по сторонам, чтобы в итоге пристроиться у самого неприметного с улицы угла.
– Ты что делаешь?! – Рыска едва успела отвернуться. За спиной громко зажурчало. – А кто только что рассуждал о темноте и бескультурье?!
– Я-а-а-а… – блаженно отозвался Альк. – Но монеты мне жалко, а в этом месте город все равно уже испорчен. Так что лепту в поддержании уличной чистоты это строеньице определенно внесло!
«Хорошо еще, что ему живот от пирога и орехов не прихватило, – сердито подумала Рыска. – После трехдневной голодухи-то».
– Жар, слушай… Жар?
Друг куда-то исчез. Журчание, почти сошедшее на нет, возобновилось с новой силой. Судя по бурному издевательскому перешептыванию за сортиром, спутники улучили момент и померились-таки и теперь спорили насчет результатов.
Рыска покачала головой и назло бесстыдникам кинула медьку в щель. Замок мелодично тренькнул, дверь приоткрылась. Девушка сунулась внутрь, но тут же зажала нос и поспешила ее захлопнуть. Альк недооценил мстительность горожан. Некоторые из них не пожалели монет, дабы изгадить оплот чистоты и изнутри.
– Стража идет! – припугнула Рыска.
– Врешь, – презрительно отозвался белокосый, но из-за сортира спорщики все-таки вышли, с разных сторон, на ходу затягивая пояса.
В темноте боевище выглядело совсем иначе, ибо темноты как таковой не было: площадь освещали сотни факелов, чад от которых сползся в низкое черное облако. Клетки с зайцами вынесли из шатра и расставили в рядочек, вдоль них прохаживались зрители, выбирая возможного победителя. Неподалеку принимали ставки – солидно, под охраной, выдавая расписку даже на одну принятую медьку. Там стояла немаленькая очередь, но еще горячее люди бились об заклад между собой, мальчишки и те на плюшку против кренделя спорили.
Рыска, как самая худенькая в компании, первой протолкалась к клеткам, заглянула. Внутри поодиночке сидели бойцовские зайцы: матерые, большеголовые, полосатые, с вислыми, как у овец, ушами. То один, то другой принимался грозно хрюкать и топать задними лапами. Остальные тут же подхватывали, и ящики начинали вразнобой трястись. Хозяева, присев на корточки, сюсюкались с грозными зверями, гладили через решетку, успокаивали.
– Шипонская порода, – благоговейно шептались знатоки за Рыскиной спиной. – Драчливые – жуть! В прошлый раз чуть разнимающего не загрызли.
В самой большой клетке вальяжно лежал на охапке сена прошлогодний чемпион, черно-кремовый Лучик. Широкий лоб прорезала ложбинка, говорящая о чистоте породы и крепости черепа. Кокетливая синяя ленточка на шее только подчеркивала бугрящиеся подле нее мышцы. Заяц презрительно игнорировал тсарящую вокруг него суету, и только свирепо шевелящийся нос говорил о готовности рвать и метать.
Позади продолжали шушукаться, и Рыска узнала, что по весне, когда шипонские зайцы токуют, в лесу нередко находят задранных ими волков.
– Матюха появился? – Жар поймал за рукав уже знакомого зайцеводца.
– Не-а, – чуток растерянно ответил тот. – Странно, он на той неделе три дня за мной хвостом ходил, чтоб я его зайцев оценил… самому уже любопытно стало, что ж он в том Шипоне прикупил.
– Ага, – поддержала его сидящая на клетке дочка, смуглая шустрая худышка. – Говорил, что одного даже выставлять будет. Ой! Лучик, не балуй!
Сидящему в клетке зайцу надоели ноги в сапожках, мельтешащие перед решеткой, и он больше из любопытства, чем всерьез прихватил девчонку за пятку – к счастью, из толстой жесткой кожи.
Зайца отцепили как раз вовремя: низкий и гулкий звук дудука (более резкий инструмент мог напугать нервных животных) возвестил о начале состязаний.
– Крысий купец, – разозлился Жар. – Куда он запропастился? Зайцы его сожрали, что ли?
– Да вы что! – возмутился зайцеводец, отрываясь от разглядывания дырок в сапоге. – Это же милейшие звери, если нарочно не дразнить! К тому же мяса им нельзя – понос проберет! Погладить хотите?
Лучик облизнулся, смешно, поочередно двинув половинками верхней раздвоенной губы. Язычок был узкий и розовый, зубы – длинные, похожие на крысиные, только посветлее и пошире.
16 
