ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Возвращение пираньи

Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... >>>>>

Жажда золота

Неплохое приключение, сами персонажи и тема. Кровожадность отрицательного героя была страшноватая. Не понравились... >>>>>

Женщина на заказ

Мрачноватая книга..наверное, из-за таких ужасных смертей и ужасных людишек. Сюжет, вроде, и приключенческий,... >>>>>

Жестокий и нежный

Конечно, из области фантастики такие знакомства. Герои неплохие, но невозможно упрямые. Хоть, и читается легко,... >>>>>

Обрученная во сне

очень нудно >>>>>




  182  

По причине скептического отношения академической общественности к научной деятельности Лауфа его книга была выпущена более чем скромным тиражом в небольшом американском издательстве Ketegatt & Rappoport и до сих пор не переиздавалась. Думается, здесь будет уместным привести некоторые выдержки из труда Лауфа, сопроводив их по необходимости нашими замечаниями.

“Все мои распросы относительно “языка богов”, на котором саат-тауока общались с избранником бабочки, наталкивались на стену искреннего непонимания. В обыденной жизни индейцы говорят на языке паумари, относящемся к довольно-таки распространенной в Мату-Гросу аравакской языковой семье. Однако же в ночь прилета бабочки они начинают пользоваться совершенно неизвестным мне языком, состоящим сплошь из свистящих, шипящих и придыханий. Парадокс ситуации заключается в том, что никто из самих индейцев саат-тауока просто не замечает перехода с одного языка на другой. Когда я пытался им указать, что на самом деле они говорят на двух разных языках, они смеялись и высовывали языки, тем самым как бы демонстрируя, что язык у них всего один.

“Как человек может говорить на разных языках, если мир всего один?” — сказал мне один старый индеец, и я не нашел, что ему ответить. В результате саат-тауока удалось до определенных пределов убедить меня в том, что то, что я воспринимаю как звуки незнакомой мне речи есть на самом деле образы какого-то иного мира, воспринимаемые мною исключительно посредством слуха.

Как бы там ни было, в ночь прилета бабочки я обратился к избранному бабочкой оракулу на английском и ответы получил также на английском языке. Впрочем, события той ночи настолько потрясли меня, что я перестал понимать, что такое “говорить”.

Мои вопросы оракулу, как во время первой, так во время второй беседы строились в основном вокруг мифологических представлений саат-тауока. На основании полученных мною ответов — не всегда ясных и очень часто слишком лаконичных — мне все же удалось вычленить структурно законченный сюжет, который объясняет ритуал “поцелуя бабочки” в функционально-мифологическом контекте. Этот сюжет может быть представлен следующим образом:

В те времена, когда еще не было тени, Нфанхва тихо лежал, свернувшись, как водяная улитка. Под ним была мутная неразличимая пучина и над ним была мутная неразличимая пучина. Все было в нем, все принадлежало ему, и не было никого, кто бы еще тут лежал. Потом из самой глубокой бездны поднялся Тот-Кто-Был-Прежде[86] и своими острыми, как взгляды незамужних женщин, когтями распорол Нфанхве толстое брюхо. Все, что было внутри, стало снаружи. Луна, звезды и Солнце; земля растения и звери; люди, грибы и дикие кошки вышли из тела Нфанхвы и стали видны друг другу. Увидел все это Тот-Кто-Был-Прежде и захотел на все это смотреть. Тогда рассердился Нфанхва и ударил Того-Кто-Был-Прежде своим хвостом по четырем сторонам света. Опустился Тот-Кто-Был-Прежде в самую глубокую бездну, но перед этим успел произвести в мире свое потомство: худурш — тех, кто тайно ждет. Тогда взял Нфанхва в рот четыре камня и плюнул на четыре стороны света. Так запечатал он глубокую бездну по четырем сторонам света, чтобы больше не поднимался Тот-Кто-Был-Прежде. А все, что вышло из его тела, Нфанхва собирать не стал, потому что он снова остался один и ему было безразлично, что — внутри, а что — снаружи. Каждый год к людям, к тем, что вышли из тела Нфанхвы, прилетает хуштуг-саат — черная бабочка, которая есть дыхание Нфанхвы над неразличимой пучиной, чтобы напомнить о камнях-печатях. Людям возвращается память, а камням возвращается сила. Тот-Кто-Был-Прежде бъется, но не может выйти, а его потомки — худурш тайно живут среди людей, хотя сами не люди.[87] Они ищут способа разбить камни, чтобы освободить Того-Кто-Был-Прежде, но не могут приблизиться к камням, потому что земля вокруг камней пропитана слюной Нфанхвы. Худурш тайно ждут прихода Того-Кто-Был-Прежде, ведь если придет Тот-Кто-Был-Прежде, то они унаследуют мир.

Как мы можем заметить, картина творения у саат-тауока существенно отличается от традиционного изложения космогонического сюжета. Эти отличия могут быть сформулированы следующим образом:

1) То, что Нфанхва по всем своим признакам соответствует недифференцированному хтоническому началу, не вызывает никакого сомнения. Но борется с ним не бог или трикстер, а существо того же уровня. Хаос “вспарывает” хаос, в результате чего возникает упорядоченный мир.


86

В другом месте Лауф пишет, что индейцы знают настоящее имя Того-Кто-Был-Прежде, но никогда его не произносят, чтобы худурш, которые всегда находятся где-то поблизости, не смогли причинить им вреда

87

Специфика некоторых космогоний заключается в том, что сотворение мира не предполагает преодоления хаоса. Нун — хаос в египетской космогонии — продолжает свое существование и после отделения от него демиурга. Он — всюду и нигде. По замечанию Е. Хорнунга (См. Hornung. Chaotische Bereiche in der geordneten Welt. - ZAS, 1956, vol. 81), он — в небе, на земле и под землей. Подобно океану, он окружает землю, подобно подземным водам, он — в почвенных глубинах, и вода дождей тоже зарождается в нем. Однако, если мы захотим определить точное местопребывание Нун, мы окажемся в затруднении, так как хаос и его категории находятся по ту сторону пространства и времени, вне определенного места, всюду и нигде. Нун, существовавшее “до всего”, продолжает существовать и “после всего”.

  182