очень нудно 
8 
Илья обескураженно покосился на друга, но не потому, что его удивил рассказ, а оттого, что в голосе Дениса прозвучали нотки тревоги и даже страха.
– Бобров, ты чего, испугался? – спросил Илья, не сдерживая улыбку.
Припомнились эпизоды из детства. Денис всегда отличался осторожностью. Прежде чем совершить что-то, он пять раз обдумывал, прикидывал, примерялся. Тогда как Илья бросался в авантюры и совершал проделки «с лету» – отчаянно и задорно. «Бобров, ты чего, испугался?» – так говорил Шахов всегда, когда пытался подбить рассудительного друга на какую-нибудь проказу. Но надо сказать, что даже такие провокации не проходили. Трусом Денис Бобров не был, но отличался излишней, по мнению Ильи, осторожностью.
– Да при чем тут «испугался»? – Бобров как будто разозлился, и Илья бросил на него второй недоуменный взгляд. Злиться тоже было не в характере друга. Невероятно, чтобы плевое происшествие так на него повлияло! Скорее всего, Зинаида Львовна так достала своего сына, что он уже еле сдерживался. Единственным человеком, который мог вывести из себя уравновешенного и непробиваемого Боброва, была его мать.
– Это матушка так напугалась, что довела до истерики и себя, и меня, – мрачно подтвердил догадку друга Денис.
– Было бы чего пугаться, пятна какого-то... – пробормотал Илья, мысленно сочувствуя другу. – Взял бы ты, Бобров, и закрасил его, раз оно не отмывается. А то – «чертовщина, чертовщина»! Средние века прямо. И с чего Зинаида Львовна решила, что я подхожу на роль «изгнанника дьявола»?
– Она читает твою газету. Помнишь, Илюх, ты как-то притащил мне один номер, чтобы показать? А я забыл его у матери. Та прочитала газету от корки до корки и нашла ее интересной. А после того как я имел неосторожность проговориться, что Иван Шапкин – это ты, она стала регулярно покупать новый номер.
– Понятно, – вздохнул Илья. Зинаиде Львовне просто-напросто захотелось стать героиней его рубрики. – Начиталась историй про «чертовщину», вот и видит в каждом пятнышке происки дьявола. Ладно, поглядим. Забелим это пятно, если оно не отмывается, и успокоим твою мамашу.
– Сделай милость, – с чувством выдохнул Бобров.
И стало понятно, что Шахова он позвал именно, чтобы успокоить мать, а не для того, чтобы заниматься «изгнанием дьявола».
Клавдия
Ну что за имя такое – Клавдия?! Насмешка, а не имя. Мать еще смеет заявлять, будто это имя «оригинальное». Дура! Старшую дочь вон назвала просто – Татьяной. А с младшей решила выпендриться. Клава Ромашкина – хуже не придумаешь!
Клавдия ненавидела собственное имя всю со-знательную жизнь. Когда пришла пора получать паспорт, она задумала поменять его, да только мать закатила такой скандал, что дочь не посмела ослушаться. А зря. Сколько раз потом об этом жалела! В школе ее дразнили и пренебрежительно звали Клавкой. В техникуме и того хуже: общеизвестный на курсе остряк Пашка как-то съехидничал: «Клава, Клава из автоклава». И все, приклеилось к ней это обидное прозвище. Клавдии Пашка нравился, поэтому его шутка показалась ей обидной вдвойне. Это была одна из причин, почему она оставила техникум, не проучившись и года. Разумеется, имелась и официальная версия – «по болезни».
Какая там болезнь! Все это выдумка ее родственничков да этих придурков, называющих себя врачами. Убийцы, а не врачи! Людей в белых халатах Клавдия ненавидела, пожалуй, даже больше, чем свое имя. А кто же они после того, как совершенно здорового человека объявили больным и заперли на некоторое время в лечебнице, пичкали таблетками и кололи какую-то отупляющую гадость. Когда Клавдию выписали «под честное слово», то на прощанье снабдили горой рецептов и «дружеским» напутствием не забывать принимать «таблеточки». А родственникам, предварительно состроив сочувственные и «все-все понимающие» мины, дали строгие указания «держать под контролем» и регулярно приводить пациентку на обследование. Клавдия все это знает: видела, слышала, поняла. Не тупая.
– Клава, давай я все же эту ночь с тобой побуду?
Татьяна искоса взглянула ей в глаза, получилось, будто смотрит она по-собачьи заискивающе. И от такого взгляда и нарочитой дружелюбности в голосе стало только хуже.
– Отстань! Я в порядке! Не надо меня контролировать!
– Тише, тише, – зашикала Татьяна и коснулась ее руки.
8 
