Последние отзывы

  15  

– Ох, – только и вздохнула сеньора Пилар, затем собрала со стола грязные стаканы и отправилась с ними на кухню.

– Я не буду с тобой спорить, – сказал, обращаясь к Раулю, сеньор Андрес. – Ты уже все решил. Если это твое – вперед. Но не забывай, что исполнить мечту жизни – это, конечно, важно, но куда важнее удержаться и не утратить желания следовать этой дорогой, не растерять радость из-за препятствий, сложностей, разочарований. Исполненная мечта – это еще не пройденный путь. Это дверь, за которой ожидает отнюдь не рай, а дорога, короткая или длинная – зависит от тебя. Но всегда это дорога с множеством препятствий.

– Я согласен, папа.

– Ну что ж, пожелаю тебе еще не терять головы. И удачи, конечно.

– Спасибо.

– Пожелай ему лучше новые портки купить! – раздался с кухни голос сеньоры Пилар, которая, видимо, внимательно прислушивалась к окончанию разговора даже из кухни.

– Мама, тебя, похоже, куда больше расстраивает не то, что Рауль променял одну профессию на другую, а его манера одеваться, – сказала Лаура под дружный смех.

Мы пробыли в гостях у родителей до вечера и просидели бы за кофе, сластями и разговорами еще дольше, если бы Раулю не нужно было ехать на репетицию.

* * *

Долорес… Она оправдала свое имя ^[3], оставшись в его высохшей и растрескавшейся, как земля в засуху, душе вечной болью. Боль – вот что она сеяла вокруг. Почему родители не назвали ее Консуэло ^[4]или Каридад ^[5]? Но, видимо, при ее рождении акушерке ассистировал сам дьявол, первым оставивший на челе новорожденной огненный поцелуй, и, предрекая будущее, нашептал это проклятое имя родительнице. И как же веселился тот же дьявол, надоумивший уже его родительницу наречь младенца Сальвадором ^[6], зная, что именно этот «спаситель» в будущем толкнет в адово пламя ту, которая вместо любви и ласки станет нести всем боль.

Сальвадор вынырнул из паутины узких улочек на широкую, заполненную то и дело щелкающими затворами фотокамер туристами. Когда-то он любил людское скопление – искал его, привлекал к себе внимание, тешил свое тщеславие бравыми выкриками толпы. Теперь же предпочитал уединение, прятался в темных убежищах каменных лабиринтов, как улитка – в панцирь. Увидев на полпути уличного гитариста, он остановился. Музыка, вибрирующая в воздухе, отдалась горькими воспоминаниями. Если бы кто-то из туристов, проходящих без остановки мимо, бросил случайный взгляд на запрокинутое к небу лицо мужчины, подумал бы, что тот наслаждается музыкой: ресницы его чуть подрагивали, словно крылья бабочки, губы тронула легкая полуулыбка. И только бросив мимолетный взгляд на руки мужчины и увидев, как слегка шевелятся его пальцы, догадался бы, что на самом деле этот прохожий играл – мысленно – вместе с уличным музыкантом. Странный дуэт: музыкант, перебирающий струны гитары, и другой, с взволнованным выражением перебирающий свои воспоминания. Когда-то у него был талант – играть так, чтобы музыка звучала не в воздухе, а в сердцах слушателей. Он чувствовал себя едва ли не богом, потому что мог повелевать эмоциями людей, вызывать то слезы, то улыбки, сеять печаль в душах и лечить ее расцветающей от звучания его гитары любовью. Из-за молодости он и правда без лишней скромности причислял себя к касте святых. Какая ирония! Вспомнив об этом, Сальвадор усмехнулся. Бросив монету уличному музыканту, он отправился дальше, но хоть и отдалялся от собора, на углу которого встретил гитариста, все больше запутывался в сети пробужденных музыкой воспоминаний.

1866 год

…Кочевник в душе, он и свою жизнь тогдапревратил в странствие, взяв в проводники лишь ветер. Бродил, сменяя земли, в вечном поиске вдохновения, жадный до впечатлений, которые немедленно отражались в мелодиях, льющихся из-под его пальцев. Он не вел записок, как путешественник, а все пережитое, увиденное воплощал в музыку. Дорожная пыль настолько въелась в кожу его сапог, что не смывалась дождями. Загар сделал его лицо темным, как у араба. Разлетающийся плащ служил ему в непогоду защитой от ветра, ночью – покрывалом, а в зной оберегал от палящих лучей. В заплечном мешке лежала глиняная бутылка, после удачных дней наполненная вином, а обычно – водой, сверток с высушенным хлебом – запас на тот день, когда ему не удастся раздобыть еды, да тощий мешочек с монетами, которые он предпочитал не тратить, зарабатывая на еду и ночлег игрой. Вот и все, что Сальвадор взял с собой в долгое путешествие. Да еще главное сокровище – дедову гитару. Он был тогда полон авантюрного духа, амбициозен: шел завоевывать мир, как полководец. Хотя единственным его «войском» был талант, он не испытывал ни капли сомнения в том, что рано или поздно мир покорится ему. И судьба до определенного момента благоволила ему, щедро теша его самолюбие восхищением жителей встречающихся на пути пуэбло. Сердца женщин открывались ему подобно утренним розам, и Сальвадор, ничуть не задумываясь о дальнейших судьбах этих сорванных им цветов, снимал предутреннюю росу с раскрытых для него лепестков и с началом рассвета уходил, унося на коже чужой аромат. А к полудню имя отдавшейся ему женщины уже выветривалось из памяти. Его сердце оставалось не замаранным любовными волнениями, отданное лишь одной богине – музыке.

  15