очень нудно 
2 
— Тоже мне сказал — в Политбюро! Да если бы я работал в Политбюро, Ираида давно бы меня на тот свет спровадила. Я же, как видишь, жив и даже здоров. Ну и уморила — в Политбюро.
— А чего тут смешного, спрашивается? Или там не такие, как мы, люди сидят?
— Разве я сказал, что там не люди сидят? Что это ты, Варечка, на меня с утра напраслину возводишь?
— Шут гороховый. А я, дура старая, уши лопухом развесила — ЦРУ, КГБ… Тебе вольной жизни на старости лет захотелось, вот чего. Помнишь, я говорила тебе: не спеши, Егорка, хомут на шею надевать. Да разве ты меня когда слушался? Вот Ираида пронюхает, где ты, все окна в доме переколотит.
— А откуда она узнает, что дедушка Егор у нас живет? — осведомилась я у бабушки невинным голосом.
— Она же шпионкой работает, — с трудом сдерживаясь от смеха, пояснила Марго. — Да она узнала о том, что дядя Егор к нам приехал еще до того, как он к нам приехал.
— Как это?
— А вот так, внученька. Потому что, как говорится, пути шпионские неисповедимы. Кстати, Варечка, я рассказывал тебе, какой мне приснился сон накануне моего ухода из семьи? — спросил дедушка Егор приглушенным ввиду особой таинственности голосом.
— Не верю я снам, — буркнула бабушка. — Другой раз такое приснится… Если бы я всем снам верила, я бы шагу ступить боялась.
— Всем снам верить и не надо. Нужно верить только тем, какие под самое утро снятся. На днях я прочитал в «Науке и жизни» одну прелюбопытнейшую статейку…
— Ладно, так какой же тебе приснился сон? — не выдержала бабушка.
— Мне снилось, будто мы с тобой дети и мама повела нас на речку купаться. — Выражение лица дедушки стало мечтательным и просветленным. — Денек солнечный, песок блестит так, что глазам больно. Вода в речке спокойная, и тополя прибрежные в ней как в зеркале отражаются.
— В Сухаревке ивы росли. Я сроду там ни одного тополя не видела, — не терпящим возражения тоном заявила бабушка.
— Так я же тебе про свой сон рассказываю. Сам знаю, что в Сухаревке тополя не росли. Еще бы мне этого не знать. — Дедушка Егор изящным движением руки заправил за воротник угол белоснежной льняной салфетки. — Я, Варечка, с разбегу в воду бросился. Прямо как был, в штанах и рубашке, а ты платье сняла, положила на нос лодки. А сандалии на берегу оставила. Потом разбежалась и тоже нырнула.
— Как же я раньше ныряла! Вспомнить страшно. Когда мы с Петечкой только поженились и поехали к его другу в деревню, я, помню, по привычке нырнула с обрыва в пруд и воды полные уши набрала. Если бы не профессор Ванин, упокой, Господь, его душу, наверняка бы на всю жизнь глухой осталась.
— Да, Варечка, да. Так вот, ты нырнула, поплыла под водой, и я тоже решил от тебя не отставать, хотя, как сейчас помню, плавать в ту пору еще не умел. А в нашей речке, как ты помнишь, течение быстрое было: бывало, подхватит, и оглянуться не успеешь, как на глубокое вынесет.
— Я тебя за помочи вытащила, помнишь? — задумчиво спросила бабушка.
— Помню, помню. Как не помнить? Но водички я все равно нахлебаться успел. Там, где я нырнул, к счастью, отмель оказалась. Вынырнули мы с тобой одновременно. Смотрим, а мама стоит на берегу и покатывается со смеху. Аж прямо в платье в воду села — так ей смешно вдруг стало. А ты мне, Варечка, и говоришь: «Егорушка, у тебя на носу желтый песочек». А я глянул на тебя. И вижу: у тебя на носу какашки кусочек.
— Фу, пустомеля.
Эту бабушкину фразу я услыхала уже со ступенек веранды, ведущих в сад. Я упала на траву возле бетонного фонтанчика. За те две недели, что дедушка Егор прожил с нами, я, кажется, выучила наизусть все его шутки и прибаутки, но все равно каждый раз хохотала от души. Вскоре появилась Марго. По ее нарумяненным щекам текли слезы.
— Ой, не могу! Ну и чудила, этот дядя Егор…
Мы постояли немного. Над нами безоблачно голубело небо, а в воздухе еще пахло ночной фиалкой. Я случайно повернула голову и увидела в окне второго этажа общаги что-то белое волнующе знакомых очертаний.
— Марго, глянь-ка туда. Что это?
— Жопа, — констатировала Марго. — Обыкновенная голая жопа. — Она перестала улыбаться, взяла меня за руку и потянула в дом.
— Марго, а ты уверена, что это…
— Пошли. Бабушке ничего не говори. Да и матери, думаю, не стоит. — Она метнула взгляд в сторону общежития. — Ублюдки. Шизики. Бородавки одноклеточные. Как же я ненавижу эту вонючую дыру.
2 
