очень нудно 
7 
Джессика встала и спрятала руки за спину, чтобы он не мог увидеть, как ногти впились ей в ладони.
— Меня не интересует никакая цена, мистер Константинос, я даже не желаю слушать ваше предложение. Акции не продаются, ни теперь, ни когда-либо, и в особенности вам. Всего хорошего, мистер Константинос.
Но этот человек не был покорным секретарем и не намеревался позволить ей уйти, пока не закончит свое дело. Он двинулся широким гибким шагом, чтобы остановить её, и она вдруг обнаружила, что дорогу ей преграждают очень широкие плечи.
— Ах, нет, миссис Стэнтон, — ласково пророкотал он. — Я не могу позволить вам уйти сейчас, пока между нами все не улажено. Я оставил свой остров и прилетел в Англию с единственной целью — встретиться с вами и покончить с вашими глупыми идеями, которые к тому же наносят серьезный ущерб компании. Вы же не думали, что меня остановит ваша заносчивость?
— Мне ничего не известно о собственной заносчивости, но ваш принцип короля горы действует мне на нервы, — язвительно бросила Джессика. — Акции принадлежат мне, и я голосую так, как считаю нужным. Захват «Драйдена» отдает нечистоплотностью, и потому я проголосовала против. И сделала бы это снова, если бы пришлось. И, кроме того, многие другие акционеры тоже голосовали против, однако следует заметить, что вы хотите купить только мои акции. Или я — лишь первая из тех, кто должен подчиниться?
— Присядьте, миссис Стэнтон, — мрачно сказал Николас, — и я попытаюсь объяснить вам основы финансирования и расширения.
— Я не желаю садиться…
— Я сказал, сядьте! — рявкнул он, и его голос внезапно стал угрожающе резким.
Джессика машинально села, но тут же пожалела, что поддалась и дрогнула перед ним.
— Я вам не прислуга, — вспыхнула она, но не встала. У неё было неприятное чувство, что он толкнул бы ее обратно, попытайся она подняться и уйти.
— Я отдаю себе в этом отчет, миссис Стэнтон. Поверьте, если бы вы были кем-то из моих служащих, то давно научились бы вести себя подобающе, — с убийственной иронией парировал он.
— Я считаю, что веду себя отлично!
Николас мрачно улыбнулся.
— Отлично? Или всего лишь хитро и искусно манипулируя? Думаю, вам было не слишком трудно обольстить старика и заставить его жениться на себе, и вы оказались достаточно умны, чтобы выбрать человека, который вскоре должен был умереть. Вас это устраивало, не так ли?
Джессика чуть не вскрикнула, шокированная его словами, и лишь годы тренировки по выработке самоконтроля позволили ей сдержаться и промолчать. Она отвернулась, потому что не могла позволить ему увидеть выражение своих глаз, иначе он поймет, насколько глубоко она уязвлена.
Он улыбнулся ее молчанию.
— Вы полагали, что мне не известна ваша история, миссис Стэнтон? Уверяю, я знаю о вас довольно много. Ваш брак с Робертом Стэнтоном оказался настоящим скандалом для всех, кто знал и восхищался этим человеком. Но я никак не мог понять, как вам удалось заманить его в ловушку брака, до тех пор пока не увидел вас. Зато теперь все стало ясно: любой мужчина, даже старый, ухватился бы за шанс получить в свое распоряжение ваше великолепное тело.
Джессика вздрогнула от оскорбления, и он заметил мелкую дрожь, пробежавшую по ее телу.
— Не слишком приятные воспоминания? — тихо спросил он. — Пришлось заплатить больше, чем вы рассчитывали?
Она изо всех сил пыталась обрести самообладание, чтобы поднять голову, и вскоре справилась с собой.
— Я уверена, что моя частная жизнь вас не касается, — услышала она свой холодный голос и почувствовала короткую вспышку гордости от того, насколько хорошо ей удалось взять себя в руки.
Черные глаза Николаса сузились, когда он посмотрел на нее, и он открыл было рот, чтобы сказать что-то еще, но зазвонил телефон, и, выругавшись про себя по-гречески, он отступил от Джессики и поднес трубку к уху. Быстро и отрывисто проговорив что-то на греческом, он замолчал. Его глаза скользнули по Джессике.
— У меня срочный звонок из Франции, миссис Стэнтон. Я вернусь через минуту.
Он нажал кнопку на телефоне и произнес приветствие, легко перейдя на хороший французский. Джессика с минуту наблюдала за ним, все еще ошеломленная болью, которую причинили его слова, но, осознав, что он занят, решила воспользоваться предоставленной возможностью. Не говоря ни слова, она встала и вышла из кабинета.
Ей удавалось держать себя в руках до тех пор, пока она не приехала домой, но как только она благополучно оказалась в родных стенах, то села на диван и тихо заплакала. Неужели эти отвратительные сплетни и единогласное осуждение ее брака с Робертом никогда не закончатся? Почему по умолчанию считалось, что она была не более, чем проституткой? В течение пяти лет она несла свою боль и ни разу не позволила никому узнать, как больно это режет ее изнутри, но сейчас она чувствовала себя так, словно у нее больше не осталось сил сопротивляться. Господи, если бы только Роберт был жив!
7 
