Последние отзывы

  118  

Их было бесконечно много, но всех их звали, кажется, Василий Васильевич Иванов и Самбхота Бадмаевич Санаваси. В них практически не осталось никаких воспоминаний, только жесткий кал и вселенский холод, но все равно они были настоящими героями, — хмурыми, мертвыми, связанными надеждами и обещаниями надеяться на то, что их ждет что-то большее, чем просто надежды и песок, сырой песок…

Тогда мы все еще интересовались полётами, щекотными пространствами между телами и ими отбрасываемыми тенями, невесомостью, несовместимостью и космическими от холода лучами (это сейчас нас всё больше интересуют цены и цены на туалетную бумагу, да прыщики — не говоря уже о шрамиках — даже и не на своих щечках).

От их падения по воде расходились не круги, а честные квадраты, о взаимной перпендикулярности сторон которых можно сочинять поэмы.

Ничего другого нам и не оставалось.

Космонавты все падали и падали стройными звездными рядами, а мы, как безумные орехи, писали стихи и поэмы, посвящая их то друг другу, то туманам, то повсеместно пляшущим человечкам, то тем (и табу), кого мы тут же сами на ходу выдумывали.

Сэр Ланселот Озерный не подумав (да и где ж там было думать) сочинил любовное стихотворение для Нитирена Дайшонина, на которое последний ответил довольно пространным и холодным лотосовым письмом, что, в свою очередь, возбудило тантрически лишнюю страсть в Джебцун Дамба Хутухте. Страсть постепенно переросла в примитивную агрессию; мы схватились за оружие, а космонавты все падали и падали…

Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не простой (как хлеб) и холодный (как лед) свет со дна мирового океана. Он появился и разлился повсюду как какой-то суп, после которого на поверхностях наших душ остались лишь кусочки морковки, картошки и мяса, которое будущим поколениям еще только предстоит выковыривать из зубов, если таковые, конечно, вообще отрастут.

[XI]

Несколько слов о Граале, который вполне мог бы оказаться целью наших странствий.

В ту зиму Грааль объявился в Красногвардейском замке, что стоит на том месте, где бурная и холодная по утрам речка Барбариска впадает в черное озеро Калининград. Сначала никто из нас не знал, как к этому отнестись, но потом кто-то (кажется это был Достоевский) сказал, что это, быть может, наш единственный шанс, и чтобы его не упустить, мы должны быстрее отправляться в путь.

Вот как раз тогда-то мы и подумали о смерти. И не то, чтобы каждый из нас раньше о смерти не думал, а то, что никто из нас не думал о смерти в своем собственном теле, где нас подстерегают древние, темные и непонятные боги.

В целом путешествие прошло успешно, если не считать того, что некоторые из нас раз и навсегда потеряли невинность и располнели. По видимому цель того стоила, потому что у стен Красногвардейского замка свет внезапно покрылся трещинами, да и трепещущие ноздри оруженосцев безошибочно указывали на непосредственную близость логоса.

Красногвардейский замок уже давно никто не посещал. В его замусоренных стенах жили только похотливые склопендры, сумрачный сумчатый кал, да уродливые заратуштры. Мы спешились, подобрали гениталии и сразу же разбрелись по палатам и весям в поисках того сокровища, ради которого столько претерпели.

Кругом стояло ужасающее запустение и сбыд. А ведь когда-то это был процветающее феодальное хозяйство со множеством прилежащих латифундий, свиноферм, колхозов, детских домов и спермоотстойников. На меня потоком нахлынули воспоминания детства. Все здесь было так знакомо!

Вот улица, фонарь аптека; вот плисовая аллея (покрытая теперь утробной записью и спаржей), где мы когда-то с отцом развешивали на просушку шкурки пролетариев и усоносцев; вот бывшая столовая Субпросвета (теперь вышербленный временем жалкий каменный короб с налетом сукровицы и расползающимися во все стороны от наших шагов гигантскими выплевками), — какие супы мы тут едали! какие замечательные нательные галушки подавало нам баба Маня — седой гермафродит с провалившимся от сифилиса носом. Где ты детство?! Где твои милые чирьи и сверхсекретные эякуляции в вечернем парке под звуки "Прощания сливянки"? Все прошло, как насморк, и Красногвардейский замок погрузился в убогий ступор.

Мы не знали, где искать Грааль, и на что он похож. Сэр Галахад утверждал, что Грааль — это суслик, сэр Эктор искал ночную вазу с цветочным бордюром, Шолмо-хан — бутылку водки, а воздух был напряжен, как пенис. Мы искали, и был среди нас злосчастный сэр Галахад.

  118