Последние отзывы

  83  

– Да как же они согласились? – пролепетала Инна.

– Согласились, – угрюмо сказал Маметкулов. – И ты согласишься, если уж сюда приехала, шалава.

– Да я… – начала было она, но мускулистые руки Маметкула мгновенно скрутили отбивающуюся девушку. – Да мой отец…

– Твой отец, крошка, – саркастически выговорил Никольский, – твой отец и помог нам все это организовать. Хочешь, покажу тебе бумаги за его подписью?

«Лучше не езди туда, хуже будет…» – всплыли в памяти слова отца. Все поползло перед глазами, как стеклышки калейдоскопа, и, хрипло выдохнув, она потеряла сознание.

– Ее нельзя выпускать отсюда, – сказал Никольский. – Если об этом узнает генерал, все пропало.

– Генерал с ней в контрах, он и не вспомнит, что она сюда ездила. Главное – не выпускать ее отсюда.

С тех пор Инна была переведена на положение рабыни. Нет, ее даже выпускали на пляж «Алого Горизонта». Но под присмотром четырех верных амбалов Маметкула.

Это продолжалось до тех пор, пока девушка не попалась на глаза Владимиру Свиридову…

– Ты не представляешь, Володя, что значит идти против собственного отца, – проговорила Инна. – Он ведь, и он… он первый отрекся от меня и бросил на поживу этим ублюдкам… Ты ведь тоже так считаешь?

Свиридов, который только что выслушал жуткую и несообразную историю дочери, преданной собственным высокопоставленным и респектабельным отцом ради корыстных и преступных интересов, долгое время молчал, а потом сказал:

– Конечно. Впрочем, во всем этом нет ничего удивительного для нашего времени, Инка. Я слыхал истории и похуже. Очень плохо…

Он повернулся на бок, скользнул почти нежным взглядом по ее растерянному и слепо доверчивому лицу и подумал, что она еще очень молода, почти девочка. И вот такое выпало в жизни.

– Но ты права, – сказал он, – ты права… мы будем играть против них.

При слове «играть» Инна протянула руку и, повернув к себе его лицо, спросила:

– А теперь твоя очередь. Ты только что сказал: «Мы будем играть против них». То есть мы в одной команде. Я сама это выбрала… да. Но я не знаю о тебе ничего, кроме твоего имени, а ты кажешься мне опасным, очень опасным. Опаснее Маметкула.

– Тебя всегда тянуло к опасным мужчинам? – усмехнулся он. – Ну, что я? О себе я много не скажу. Служил в спецназе, воевал в Чечне. Вот и все.

– Тебе, вероятно, приходилось много убивать?

Он посмотрел на ее губы, так просто вытолкнувшие эти незамысловатые и в общем-то справедливые слова, и ответил одним коротким, как выстрел, словом:

– Да.

…Да, ему приходилось много убивать. В спецгруппе ГРУ «Капелла», которая, номинально являясь подразделением разведки, работала как контрразведка. В Чечне, где он был всего две недели и тем не менее мог говорить о войне на этой северокавказской территории как о полноценном этапе в своей боевой биографии. Наконец, в посткапелловском периоде, когда он уволился из спецслужб по ранению и стал вести образ жизни рядового законопослушного гражданина.

Правда, рядовым он никогда не смог бы стать, а законопослушности его хватило на один день. Дальше все покатилось так, как предначертывала неумолимая судьба и его, Влада, собственные навыки и инстинкты.

Это были навыки и инстинкты элитарного, высококлассного, всесторонне, в том числе и на морально-этическом уровне, подготовленного киллера. Он не считал себя убийцей, слепым и жестоким орудием мести в руках других, несравненно более могущественных, личностей. Скорее он определял свою миссию в мире как миссию чистильщика – миссию неприятную, горькую и кровавую, от которой он все время сознательно уклонялся, но что-то снова и снова возвращало его на путь, определенный еще его учителями в «Капелле» – полковником Платоновым и профессором Климовским.

О последнем Влад вспоминал часто, хотя чаще использовал навыки, заложенные именно Платоновым. Он вспоминал, как на занятиях по этике и философии, проводимых с таким блеском, каким отличались немногие в тогдашнем СССР, да и во всем мире, профессор Климовский начисто забывал говорить о Марксе, Фейербахе, Ленине, наконец.

На первом плане у Михаила Иосифовича всегда были гении иррационализма – Фридрих Ницше, Артур Шопенгауэр, отец экзистенциализма Кьеркегор, знаменитые психологи Ясперс и Юнг. В донельзя переиначенном виде, однобоко выпячивающем человеконенавистническую сторону творчества этих философов, Климовский полагал, что именно они дают наиболее правильно и полно понять мир и научиться по-настоящему любить и ненавидеть.

  83