Лёгкий, ненавязчивый романчик 
113 
Они переглянулись и сделали еще пол-оборота. Толстенная, но на удивление мягкая проволока ослабла еще сильнее, и столб накренился еще круче! Сдерживая переполняющую их радость, невольники делали оборот за оборотом, пока верхняя часть столба – метр за метром – не коснулась земли. И тогда они осторожно дораскрутили проволоку, бережно рассоединили части столба, положили свое «иго» на землю и только теперь вздохнули полной грудью.
Они тихо-тихо, обняв столб и мелко переступая, помчались вперед, туда, где по их расчетам, находилась Волга с ее бескрайними камышовыми плавнями и тальниковыми джунглями.
* * *
Ночь была теплой и звездной; небо – чистым-чистым, но месяц где-то подзадержался, и поэтому назвать местность чересчур освещенной было нельзя. Но это им было только на руку.
– Молодец, что спички взял! – пропыхтел мулла, когда они отбежали примерно на полкилометра. – Хоть у костра согреемся, если что.
– Я не для этого… их взял, – задыхаясь, ответил священник.
– А для чего?
– Если столб пережечь… в том месте, где входят крюки, дальше побежим уже без столба… только с крюками.
– Ну, ты голова! – восхитился мулла и вдруг словно взбесился. – И ты все это время молчал?! И мне ни слова?!
– Ты такой суровый сидел. Все о достоинстве своем человеческом думал. Мне и подойти… было страшно.
Исмаил хохотнул, и священник почувствовал огромное облегчение. Если уж Исмаил смог рассмеяться над самим собой, значит, его душевное состояние и впрямь на поправку пошло.
– Я, Мишаня, вспомнил, какой ты смиренный ко мне заявился, – пояснил причину своего смеха Исмаил. – Ягненок ягненком! Прямо агнец жертвенный!
Он так ничего и не понял.
– Ты на меня не обижайся, Мишаня, – вдруг выдавил Исмаил. – Я знаю, что бываю несносным, но это у меня характер такой. Десантный. Не умею я вилять ни хвостом, ни задом. От того и неприятности.
– Бог простит, – вздохнул священник.
* * *
Они бежали всю ночь. Сначала быстро, а затем все медленнее и медленнее. Столб тяжелел и тяжелел с каждым пройденным километром, и они то клали его на правое плечо, то перекладывали на левое, а то и пытались тащить на головах, поддерживая руками с обеих сторон. Но вскоре ничего уже не помогало, и они продвигались вперед на одном характере.
У отца Василия вскоре начало отчаянно колоть сердце, но он боялся попросить Исмаила двигаться медленнее – в таком деле, как путь к свободе, расслабиться – слишком часто означает проиграть. Уж это он знал.
Давным-давно, еще в «той жизни», в бытность спецназовцем, он участвовал в поимке двух беглых зэков. Рецидивисты были дерзки, но слишком еще молоды и не умели держать себя в руках, тем более когда силы на исходе. Преступники благополучно миновали огромное число постов и даже две специально на них устроенные засады, но потом не выдержали многодневного бегства и заночевали в колхозном телятнике на краю деревни. Там их и обнаружил пастух, и именно там, спустя четыре часа, их и повязали.
Священник не хотел такой судьбы для себя. Слишком хорошо он запомнил отчаяние, испытанное поставленными на колени лицом к стене беглецами.
– Мишаня, я слышу Волгу, – вдруг как-то неуверенно выдохнул Исмаил.
– Как это? – не понял священник.
– Обыкновенно. Я ее точно слышу!
Отец Василий знал, что слух у муллы особенный, невероятно тонкий, и все равно он с трудом представлял, как можно услышать шум реки на таком расстоянии, да еще шум такой степенной реки, как Волга.
– Ты что, камыш слышишь? – спросил он.
– Это само собой! – нервно отозвался Исмаил. – Я теперь и реку слышу! И рядом совсем! Километр от силы!
– Тогда прибавим ходу, – собрав всю свою волю в кулак, предложил священник.
– А ходу нам так и так прибавить придется! – помрачнел вдруг мулла. – Потому что за нами едут.
– Погоня? – ужаснулся священник.
– Точно. Я узнал. Это «Фольксваген» хозяйский.
Они добавили скорости.
– Они приближаются, – через пять минут отрапортовал Исмаил.
Священник отчаянно вращал головой и вглядывался в сиреневую предрассветную даль, но ни рощицы, ни леска не обнаруживал. Степь да степь, а руки уже совсем отваливались.
Он терпел еще десять минут. Потом еще пять. Потом еще три… Солнце уже приближалось оттуда, снизу, к линии горизонта, и наступил момент, когда впереди заблестела тонкая серебристая полоска великой реки. И в тот самый момент, когда светило высунуло свой раскаленный краешек наружу, он понял: все, больше он не может!
113 
